Проклятие Звёздного Тигра. Том III - [25]

— А у кого-то они есть? — осторожно попробовала я. — Деньги, в смысле… вообще у кого-нибудь?

— У меня, — с усмешкой осведомил он, — пока нет. Тебе нужны?

Он попытался привстать; я снова поймала его руку. Мне показалось, поймался он охотно.

— А если нужны, то пойдёшь и принесёшь? — поддразнила я.

— Не сегодня. Отсюда до трактира неблизко, до деревни тоже порядком… А тебе сколько надо?

Вот это да. Уж от него-то я не ожидала! Хотя моё платье… На платье я нечаянно и взглянула.

— Нет, — мягко сказал он. — Не волнуйся. Просто я знал, кого попросить.

— Я тебя не понимаю, — неубедительно промямлила я. Он и притворяться не стал, будто поверил.

— Понимаешь. Ты не спала, я знаю.

В итоге интерес пересилил и осторожность, и все в мире соображения здравого смысла.

— Откуда?

— Дыхание, — спокойно объяснил он. — Ритм менялся. Я слышал.

— А Энтис? Тоже знал?

— Н-ну… — он снова застыл и натянулся, как струна. — Нет, вряд ли. Он бы не говорил тогда.

— Но ты говорил.

— Разве?

Он смотрел мне в глаза. Совсем я запуталась с его возрастом. Может, он всё-таки старше меня?

— Так тебе нужны деньги, прекрасная леди? Если да, я пойду прямо сейчас.

— Так почему ты играешь в посудомойку, менестрель? Скажи. Прямо сейчас. Ну?

Он вздохнул и взлохматил волосы. Он был самым красивым существом, которое я видела в жизни. Даже потеря памяти не могла заставить меня усомниться.

— Альвин, ты действительно ничего не помнишь? Просто пустота — и ни оттенка, ни ноты?

То ощущение — когда он пел… на миг оно вернулось. Я легла щекой на шелковистую Хетову спину.

— Ты хочешь отдохнуть? Мне уйти?

— Нет, — сказала я. — Нет, не надо. Да.

Он понял. Я видела, что он понял.

— Я думал, ты вспомнила кое-что. — Он внимательно изучал мои пальцы, играющие с шерстью Хета. — Тогда ты почти ничего не понимаешь, да? Десятую часть, а то и поменьше?

— Я не могу оценить. — Я пожала плечами. — Возможно.

— А хочешь вспомнить?

— Нет.

Слово сорвалось случайно. И я о нём немедленно пожалела. И обсуждать его мне вовсе не хотелось.

— Но это случится рано или поздно. — Он поднялся на ноги. — Да, мне надо было сразу догадаться.

— О чём? — я уже была близка к отчаянию.

— Что ты попросту ничего не помнишь, — вздохнул он. — Тебе лучше с ним говорить. Не со мной.

— Мне с тобой интересно, — вырвалось у меня почти жалобно.

— Мне тоже, — тихонько сказал он. — Но с ним будет интереснее. Он вырос в Замке, читал кучу разных книг… За такого друга не будет стыдно, когда ты вспомнишь. Рыцарь — это очень много. А менестрель — просто ничего. Для некоторых — куда меньше, чем ничего. А Энтис… — Вил криво усмехнулся: — он не хочет видеть того, что режет взгляд, он страдает от чужой боли, и он лучше всех в Тефриане, и поэтому его о менестрелях спрашивать не стоит.

Его лицо закрылось и похолодело.

— Он возвращается. Не обижайся на меня, пожалуйста. Конечно, мы ещё поговорим, если захочешь. Только потом тебе будет неприятно, что ты могла… быть вот такой… с менестрелем.

Я прижалась к Хету и закрыла глаза. Хет пах удивительно приятно: не грязной шерстью, как обычно пахнут собаки (но он и не был собакой), а чем-то свежим, ускользающе-сладким, как весенние цветы, как маленькие детишки… и он. Вил. Цветок и дитя… и сон. Забавный, загадочный сон.

Только сны мне и остались. Реальность не давалась в руки. Всё запуталось ещё сильнее, а он… он опасен. Он заставил меня говорить правду, не дожидаясь, пока я пожелаю её сказать, а сам — как был, так и остался тайной! И лгал, лгал. «Меньше, чем ничего»! Кем он считает меня — ребёнком? Наивной глупышкой? Мне надо выучиться закрываться от него — или искать себе другую компанию!

Но если он считает меня ребёнком и наивной глупышкой — значит, кое-что у меня осталось. Кое-чего он обо мне не знает. А я всё-таки видела, как дрожит тот огонёк в глубине его взгляда. У меня есть над ним какая-то власть. Или — будет.

Не знаю, почему, но беседовали мы в основном о растениях. Точнее, о том, какие болезни растениям положено исцелять. Прекрасный Рыцарь проявил в этом вопросе редкую осведомлённость, которая в моей опустевшей памяти ну никак с «рыцарем» не увязывалась. Насчёт ран от меча — я поняла бы. А он о них и не заикался, зато со знанием дела рассуждал о средствах от насморка, кашля, зубной боли — в общем, совсем «нерыцарских» болезней. По-моему, мальчик шестнадцати лет (я не поленилась узнать его возраст), именующий себя рыцарем, не должен испытывать интереса к столь скучным сторонам жизни, как, например, слабеющее зрение у старых людей и способы его лечения, — но Энтис увлечённо трепался о подобных вещах, как о чём-то на редкость важном и занимательном. И был уверен, будто и мне страшно интересно: притаскивал кучу зелени, давал нюхать, растирать в пальцах, пробовать на зубок… В итоге ничегошеньки нового я от него не узнала, кроме названий и свойств его ненаглядных трав. Надоели они мне до смерти. Одно утешало: польза от наших медицинских бесед всё же имеется. По крайней мере, помереть от простуды мне теперь не грозит. И слопать красивую ягодку, а назавтра загнуться в страшных мучениях, — тоже. Не зря Прекрасный Рыцарь старался.