Проклятие Звёздного Тигра. Том II - [23]

‒ Да, ‒ виновато согласился Эвин. ‒ Очень, милорд мой магистр.

‒ Но страж, утомляющий пустыми словами слух Луча, тебя не удивляет? ‒ его голос звучал весело и заинтересованно. ‒ Видишь ли, он тоже знал, что ты подслушиваешь. Поэтому и говорил.

Эвин снова уставился в пол, страстно желая сквозь него провалиться. Учитель поднял ладонью его подбородок. Глаза его смеялись.

‒ Определённо, его мнение заботит тебя куда сильнее, нежели мнение милорда твоего магистра! ‒ поддразнил он. ‒ Стражи натренированы замечать засады. У тех, кто таится, обычно тишина звучит, а стражей учат её слышать, уже после Ступеней. Профессиональная необходимость. Или добрые братья в Сумраке, склонные толковать понятие «свобода» по-своему, слишком часто убивали бы их из кустов.

‒ Убивали бы Вэй?! Простые разбойники?!

‒ Простых разбойников, дорогой, не бывает в Тефриане. Необычайно смелые, во-первых, ‒ если не действуют спьяну и не в припадке безумия, ‒ а во-вторых, с даром, как правило. Спящим, но всё же.

‒ Спящий дар не слышит Чар, ‒ нерешительно напомнил Эвин детскую поговорку.

‒ Неверно. Ты знаешь. Слышит, но не касается. Отличие существенное. И мучительное к тому же. Одно из проявлений дара ‒ первое зачастую ‒ чувство, что ты особенный. Иной. Другим тебя не понять, значит, им не по пути с тобою. А поскольку хуже остальных считать себя неприятно, возникает мысль: ты лучше. Будь добр, перечисли основные сумрачные отличия спящего дара.

‒ Слух куда тоньше, чем у не-Вэй, ‒ поспешно ответил Эвин, наконец-то чувствуя себя настоящим учеником, ‒ и память твёрже, и зрение острее… и голос, ну, умение петь. Милорд мой магистр.

‒ Сократи до «милорда» или опускай, я не рассержусь. Всё правильно. Менестрели, а? Всё сходится?

‒ Ну… не знаю, ‒ растерялся он. ‒ Мы же не считаем себя лучше! И никто не считает. Наоборот. Все думают, как тот страж, вэй’Дел… нет чести. Лентяи и попрошайки.

‒ Оставь «всех» в покое. Меня интересуешь ты и твои соображения. По-твоему, это правда?

‒ Нет. ‒ Эвин со вздохом покачал головой. ‒ По-моему, совсем нет. Мы трудимся, только на свой лад. А перед тем учимся, приобретаем особые знания… мы работаем, как и все. Они просто не понимают.

Магистр негромко рассмеялся.

‒ Именно. Ты понимаешь. Другие ‒ нет. Ты постиг недоступное им ‒ ты лучше, стало быть. Выше.

‒ Нет, ‒ мальчик в отчаянии замолчал: ну вот, ощущаешь, а как объяснить?! ‒ «Другое» и «выше» ‒ разное.

‒ Но если ты другой, ‒ поднял брови Луч, ‒ и понимаешь больше, и потому выбрал путь, не считаясь с одобрением прочих, ‒ отчего ж не шагнуть чуть дальше? Их одобрение тебе не указ. А их законы?

‒ Но мы же люди! Законы для всех людей, что бы они ни умели! И одобрение нам важно, но… но…

‒ Есть нечто поважнее, ‒ с неясной усмешкой закончил Луч. ‒ Менестрели позволяют себе воровать.

‒ Не все! ‒ и, запнувшись и краснея, тихо договорил: ‒ Только от голода. И это плохо. Мы понимаем.

‒ Мы? Дорогой мой, я ведь уже упоминал о необходимости бережнее обращаться со словами. Ты понимаешь ‒ допустим. Но ты не можешь знать наверняка, понимают ли остальные. И разве голод ‒ не оправдание? Без еды ты умрёшь. И виноваты те, кто не накормил тебя, тем самым вынудив воровать.

‒ Если даже виноваты, ‒ прошептал Эвин, не отрывая взгляда от пола, ‒ твоя вина от того не меньше. Они недобрые, а ты вор. И что было плохого, ещё сильнее испортишь. И себе, и всем менестрелям.

‒ И часто?

Голос Луча был вполне дружеским. Разумеется, последние мгновенья. Воров не учат быть Вэй.

‒ Один раз, ‒ ему пришлось глотнуть, чтобы протолкнуть слова наружу. ‒ Милорд… мне уйти? Или…

Насчёт «или» сплетен по Тефриану летало порядочно. Соглашались в одном: уж коль пробуждён, к обычной жизни не вернёшься. А если был вором (пускай всего раз, и украл лишь немного еды ‒ не всё ли равно!) и заранее не рассказал предполагаемому учителю… да, «или» намечалось не из приятных.

‒ От учителя не уходят. Ну, и как я должен тебя наказать? Убить? Заставить кричать от боли?

‒ Не знаю, милорд, ‒ с трудом выдавил он не желающими двигаться губами. Его тошнило от страха.

‒ Ты, кажется, думаешь, что я подобного не предполагал?

Он молчал. Даже в той деревне, когда его били и насмехались, не было так плохо.

‒ Ты был слишком испуган, когда они обвиняли тебя, ‒ сказал Луч. ‒ Слишком убеждён, что спорить бесполезно. Выказал гнев и протест, лишь когда упомянули всех менестрелей; себя же столь пылко не защищал. Никогда не поверю, что человек способен искренне покориться несправедливости в глубине души ‒ пронизанной, как сам ты сказал, искрами Мерцания Изначального. Мерцание суть абсолютная свобода, отрицание любых стен и цепей, присущих от природы детям Сумрака. Свобода души, свобода выбора, свобода быть собой. И отстаивать истину. Эти свойства даны каждому из нас Мерцанием. А у владеющих даром должны они проявляться наиболее отчётливо. Те люди могли думать, будто я стану судить слепо, подобно им. Но ‒ не ты. Вэй не имеют права закрывать глаза, вокруг и без того хватает лишённых зрения. Вэй ‒ видят. А уж если не видят, то не должны выносить суждений.

‒ А тот страж? ‒ спокойное объяснение сделало своё дело: страх почти оставил его. Луч рассмеялся.