Проклятие Звёздного Тигра. Том II - [22]

‒ Благодарю, Дел, ‒ нежным голосом протянул Луч. ‒ Твоё замечание, как всегда, разумно и для меня неоценимо. Поверь, я не забуду. Если у тебя найдутся ещё соображения по поводу обучения Вэй, я с удовольствием их послушаю ‒ в любое время, свободное от занятий. Всех благ, вэй-лорды, и прощайте.

Эвин слушал удаляющийся стук копыт, размышляя, идти ли в дом или дождаться, пока Луч позовёт его, и вдруг небо вспыхнуло сотней огней всевозможных оттенков, и воздух нагрелся и загустел, и всё кружилось, звеня и мерцая… кружился он в водовороте сияния-музыки-цвета… и таял… растворялся…

Он очнулся, глядя в тёмные серьёзные глаза, ‒ на той самой кушетке, судя по ощущению ворсистого мехового тепла; и как попал из сада в комнату Луча, понятия не имел. Что с ним приключилось ‒ тоже.

В следующий миг он знал. Пробуждение. Свершилось, о, наконец, как прекрасно!.. как страшно.

Сесть получилось не сразу: голова кружилась, влажные ладони скользили по тигриному покрывалу; он чувствовал себя слабым, лёгким, как пух одуванчика, но слабость была удивительно приятной. Руки Луча поддержали его, за спиной появилась подушка. А до того он лежал в траве… и окно. Ну что ж…

‒ Я слушал, ‒ уверенный в неизбежности (и заслуженности, вообще-то) суровой кары, прошептал он.

‒ Знаю.

Эвин, ошеломлённый спокойствием тона, уставился на своего магистра: лицо было тону под стать.

‒ Но я… вы, милорд… ‒ он проглотил застрявший в горле комок. ‒ Вы им не рассказали. Ну, обо мне.

‒ О падении в реку и двух часах без сознания? А мне следовало рассказать?

‒Это был тот самый день. Милорд, ведь дело не во мне? Я даже не пробудился тогда… И всё же тут есть взаимосвязь… я прав? ‒ он почти умолял: он невыносимо хотел понять. ‒ Милорд, ведь да?

‒ Да.

Лицо Луча могло бы принадлежать изваянию: красивое, и бледное, и абсолютно бесстрастное.

‒ Но вы им не сказали.

‒ После того, как они посмели требовать и обвинять? Да и потом, никакой пользы для расследования мой рассказ не принёс бы. Что-то сильно тряхнуло Поле, ударив по слышащим; они это знали и так.

‒ А разве они обвиняли? ‒ удивился мальчик. ‒ Мне показалось, они задавали вопросы, и всё.

На губах его учителя появилась не очень обнадёживающая улыбка.

‒ Они шутили, ‒ робко пояснил ученик, ‒ и звали вас по имени. Я думал, они друзья вам, милорд.

‒ У Вэй обыкновенно друзей не бывает. У Детей Боли ‒ особенно.

‒ Дети Боли, ‒ вопросительно повторил он. Магистр улыбнулся снова, и веселее, чем до того.

‒ Те, кого учил вэй’Каэрин Трент. Я, например. И Дел Анрис, рассуждавший о чести менестрелей. А воспитанники вэй’Этарриса зовутся Ивушки, ‒ глаза Луча лукаво заблестели: ‒ Потому что достойный Луч требует великого почтения, полнейшего согласия с каждым своим словом и готовности следовать оным словам без промедления. Привычка хорошая, верно?

‒ Ну, не очень… ‒ Эвин подавился окончанием фразы. ‒ Простите, милорд, я… веду себя дерзко…

‒ Зато откровенно. А я ‒ не Этаррис. Продолжай. Не очень ‒ почему?

‒ Ученье закончится… ‒ мальчик помедлил, думая о разнице меж «откровенно» и «оскорбительно в высшей степени». ‒ Если привык глядеть кому-то в рот, а не думать сам, всю жизнь и будешь ученик, а не вейлин. И ещё, если учитель в чём-то ошибся…

Он смешался. Заявить, будто Учитель ‒ Луч к тому же! ‒ способен ошибаться… зачем нужен ученик, допускающий подобные рассуждения о магистрах?!

‒ Я уверен, ‒ невозмутимо сказал Луч, ‒ что менестрели чаще гибнут на Ступенях по одной причине: у них нет чувства осторожности. Они так привыкают к угрозам, приводящим лишь к небольшой боли, что, столкнувшись с реальной, смертельной угрозой, не умеют её распознать ‒ пока не делается поздно.

‒ Но нам без осторожности нельзя! ‒ изумлённо воскликнул Эвин. ‒ Иначе не выживешь на дороге!

‒ Но выживешь в Сумраке. Дорога ‒ только способ жить. Не более. А вот Ступени ‒ всерьёз убивают. Менестрелей, в чём я не раз убеждался, подводят слова. Непрестанная игра слов, и чем ты талантливей, тем играешь искуснее ‒ и тем вернее самому себе застилаешь зрение. Немудрено, что магистры, после учеников из сьеринов и деревень, чьи слова однозначны, как камни, с менестрелями не справляются.

Эвин смотрел в пол, с трудом сражаясь с подступившими слезами. Он прекрасно всё понимал до этого! И вдруг перестал понимать совсем… будто выучился плавать на мелководье, а едва отдалился от берега, умение напрочь исчезло, а дна уже не достать, и только смириться и потонуть ему и остаётся.

‒ Тот страж сказал, менестрелей учить нельзя, потому что у них нет чести, ‒ с горечью произнёс он.

‒ Чести чьей именно? Крестьянского мальчишки? Не-Вэй? Пожалуйста, подними голову, терпеть не могу беседовать с чьим-то затылком. У людей, следующих по Сумраку разными тропами, различно и понятие о чести. Полагаю, с точки зрения Рыцарей у меня чести меньше, чем у всех менестрелей в мире Сумрака, вместе взятых. Что, однако, не заставляет меня предаваться горю и отчаянию.

‒ Рыцари не знают Вэй, ‒ тихо возразил мальчик.

‒ А Дел, стало быть, менестрелей знает? Он их не учил и вряд ли хоть с одним менестрелем говорил откровенно. Откуда у него взяться знанию? ‒ он небрежно провёл рукой по волосам, уронив на кушетку несколько бледно-розовых лепестков. ‒ Я удивляю тебя?