Проклятие императорского дома - [47]

— Из уважения к Вашему возрасту, леди Ахитисс, я спрошу вас: хотите ли вы выслушать другие обвинения, предъявляемые вашему внучатому племяннику?

— Я ознакомлена с ними, Ваша Милость, — отвечает та, не поднимая головы, — и злодеяниям этим нет прощения. Позвольте мне воспользоваться привилегией, которую ее Величество Императрица Хилла даровала мне, ваше Императорское Величество.

— Вы уверены, леди Ахитисс? — в голосе отца появляются нотки интереса.

Амела замечает шевеление на балкончике для магов. Лорд Энтель кладет руку на плечо совсем уже зеленого Ирая, не позволяя ему отвернуться. Если не считать Амелы, Ирай здесь самый младший. Ей почти жаль его.

Но ему придется привыкать.

Ей нужен маг-союзник, и он будет рядом с ней, хочет он того или нет. В том числе на ее первом Императорском суде.

Амела отворачивается, сжимает кулачки и заставляет свое маленькое тело прекратить ерзать.

Замри, девочка, замри. Эта женщина заслужила твоего внимания.

— Я уверена.

— Вы еще не слышали приговора.

— Разве это не есть моя привилегия, предугадывать ваши приговоры касательно моего рода, Ваша Милость?

— Пожалуй, — соглашается Император, — но если я не буду удовлетворен, не обессудьте.

— Вы будете удовлетворены. — Старуха встает, и губы ее плотно сжаты, — я клянусь, Ваше Императорское Величество. Позвольте мне одолжить меч у Вашей тени, Ваше Императорское Величество.

— Дозволяю.

Амела слышит в его голосе смешок. Нехороший смешок. Предвкушающий.

Один из телохранителей отца делает шаг вперед: все они носят одинаковую черную одежду и скрывают лица платками, так что Амела их не различает и иногда правда воспринимает скорее как тени, чем как людей.

Отец щелкает пальцами, и тень замирает.

— Вы можете подойти, леди Ахитисс, — говорит он, — я дам вам свой меч.

— Это великая честь, — говорит старуха и медленно поднимается по ступенькам, подобрав подол пышного черного платья. Когда она оказывается рядом, Амела видит ее высохшую, пергаментно-желтоватую кожу и блеклые мертвые глаза. На шее у нее огромный рваный шрам, который видно между жестких кружев высокого воротника: говорят, во время Прорыва ее зацепил когтями монстр.

Она принимает меч, хоть он и слишком тяжел для такой хрупкой и старой женщины. Она же не сможет его поднять — разве что броситься на него! Амела нервно барабанит пальцами по слишком высокому подлокотнику своего трона.

Леди Ахитисс сжимает рукоять двумя руками и долго-долго, бесконечно долго, идет вниз, скрежеща кончиком меча по ступенькам.

Амела думает, что старуха отдаст меч Якону — в конце концов, предатели имеют право хотя бы на ритуальное самоубийство; но мимо него старуха проходит не останавливаясь.

Оценивающе оглядывает толпу распростертых в глубоком поклоне, жмущихся друг к другу старших братьев и сестер Якона, их мужей и их жен, выбирает. Решение принимает быстро, выбор падает на второго сына… Или третьего? Амела не помнит. Кажется, его зовут Бисот. Кажется, он чиновник. Вроде бы заведует провиантом в каком-то из подразделений западной армии.

Бисот типичный Далаган: он полноват и уже начинает лысеть. Он то и дело промакивал платком капли пота со лба даже простираясь в глубоком нице, а теперь, заметив у самого носа черные туфли Ва, вскидывает голову и смотрит на леди Ахитисс недоуменно и испуганно, как маленький ребенок.

Леди Ахитисс приходится поднимать его за ворот жилета. Она отнимает у него платок, аккуратно складывает и возвращает в нагрудный карман, а потом вручает ему меч, сжав его пальцы на рукояти.

— Доверши начатое, — сухо говорит леди Ахитисс, — ты заслужил эту привилегию.

И она подталкивает его в спину.

И Бисот идет вперед, спотыкаясь о гладкий мраморный пол, о меч, о собственные ноги, но каждый раз какими-то неимоверными ухищрениями удерживает себя от падения — или это лорд Энтель помогает ему? Он что-то шепчет со своего балкончика, и едва заметно шевелит пальцами.

А потом Бисот встает напротив младшего брата, и смотрит на него долго-долго.

Он поднимает меч. Довольно умело, он все-таки военный чиновник, служил в юности. Именно поэтому он даже не пытается снести брату голову таким неудобным, таким чужим Императорским мечом — сначала Амела вообще думает, что он промахнулся.

Но на шее Якона проступает алый бисер, а потом кровь вдруг как хлынет неудержимым потоком, превращая тонкий разрез в зияющую рану, и Якон инстинктивно пытается остановить кровь скованными цепью руками, но Бисот роняет меч и ловит его руки, помогает Якону опуститься на пол, кладет его голову себе на колени и замирает так на бесконечно долгое время, пока Якон не перестает дышать.

А потом к телу подходит придворный лекарь, и Бисоту приходится отпустить руки брата, чтобы лекарь мог ощупать пульс.

— Обвиняемый мертв, Ваше Императорское Величество! — объявляет лекарь.

— Что же, за сим заседание закончено, — отец встает, подхватывает Амелу на руки, шепчет, — не устала, милая? Извини, что не получилось переменки.

— Ничего, папочка, — отвечает Амела, и обвивает руками его шею, чтобы спрятать лицо у него на груди и больше не видеть Бисота в луже крови его брата, — я же молодец? Я выделжала и без пелеменки.