Проклятие императорского дома - [45]

Цесин был всего лишь сыном лавочницы, когда-то встретившим юного Императора на рынке, и так и не смог вытравить в себе не слишком размашистых жестов, ни простонародную привычку растягивать «а» в минуты волнения.

Впрочем, это не мешало ему быть одним из самых богатых и влиятельных людей в Империи, человеком, способным приказывать главе Башни Ганаи.

По крайней мере в те моменты, когда чувствовал его слабость.

Цесин всегда был настороже, всегда готов напасть первым. Его огромный, переломанный еще в детстве нос был просто создан для того, чтобы держать его по ветру.

Не даром придворные дали ему кличку Флюгер Цесин.

И если флюгер Цесин намекает, что Учитель нынче в опале… Учитель нынче в опале.

Цесин шагнул было к двери (при ходьбе его щегольски-узкие полосатые брюки задирались, демонстрируя во всей красе изумрудные носки, а так же всю ту катастрофу, которая свершилась с современной модой из-за прихода к вершинам власти друзей Императора из простонародья, которых никто к власти не готовил — так, кажется, сказала Кэллири Вассарин, когда разговор про погоду естественным образом завял, и Ирай попытался поставить на тему «мода», которая, как ему говорили старшие товарищи, очень интересовала девчонок, — так вот, катастрофой Кэллири считала узкие скрипучие ботинки с чуть загнутыми наверх носами, и Ирай понятия не имел, зачем это вдруг вспомнил, наверное, просто не хотел думать, что ждет его на Императорском суде), но потом секретарь Императора вдруг остановился.

— И меня телепа-артируй. Мне нужно быть там раньше Императора. Бумаги!

На бледном лице его пролегла тень ужаса. Лорд Энтель недовольно фыркнул, но все-таки взял секретаря за узкое плечо, а потом позвал вихрь.

— Как скажете, Цесин, — сказал он обманчиво-ровным тоном, под тонким ледком которого, Ирай знал, кипело негодование, — я не в том положении, чтобы вам отказывать.

20. Амела

В той, предыдущей жизни, Амела часто чувствовала под ложечкой сосущую пустоту. Вокруг нее веселились люди, ее увлекали в танце, она любила, ненавидела и занималась сексом; пустота никуда не девалась.

Лишь пустота была верна ей. Подруги переезжали, оказывались в других школах, меняли ее на возлюбленных; друзья, в общем-то, делали все тоже самое. Возлюбленные… Не бывает вечных возлюбленных: химический коктейль в мозгах рано или поздно выдыхается, и остается только привкус еще вчера лопнувших пузырьков, перегар и куча наломанных дров. Метафорических, а потому не годных даже для растопки.

«Ты ценна лишь до тех пор, пока даешь что-то, кто не даст кто-то еще», — шептала пустота.

Стоит ли говорить, что Амела великолепно работала над отношениями?

Всю свою… не такую уж короткую жизнь она училась искать у людей их маленькие пустоты и помогала их заполнять в надежде, что кто-то сможет сладить с ее собственной бездной.

Но, похоже, это был неправильный путь.

Потому что в конце этого пути Амела стала совсем-совсем пустой, такой прозрачной и бессильной, как целлофановый пакетик. И ее просто… смело в другой мир. Иногда Амела думала, что смело даже не ее саму, а ее пустоту, которая к тому времени разожралась и стала гораздо больше Амелы.

Если в теле принцессы Амелаиллы действительно угнездилась она сама, а не ее пустота, почему же она не может вспомнить, как же ее звали когда-то на самом деле?

Но тело принцессы Амелы хотело жить, а потому приняло даже такую вот завалящую душу и наполнило ее волей. Пустота никуда не делась, но тело накинуло на ту поводок и позволяло ей проявляться лишь тогда, когда ему ничего не грозило. Амела жила яркой и полной жизнью, когда боролась за выживание. Стоило ей выдохнуть — и поводок ослабевал, и пустота поднимала голову.

Амела помнила свое рождение и те тягостные дни, когда мир был перевернутым, пеленки — вечно мокрыми, мысли — очень-очень короткими, а из горла вырывалось только бестолковое уа-уа; но по-настоящему она пробудилась, когда ее взял на руки ее отец, Император.

Она увидела его лицо, довольно расплывчатое — глазам тоже нужно время, чтобы научиться видеть, — но преисполненное того почти сакрального ужаса, которое некоторые мужчины испытывают перед младенцами. Ей показалось, что он сейчас отбросит ее в отвращении, и тут нет никакой разницы — в кроватку или на пол. Без его безусловной любви она не выживет даже в кроватке.

Чего ему не хватает?

Она судорожно вспоминала всю бессмысленную и усыпляющую трепотню нянек у ее кроватки. Бастард. Выродок. Нелюбимый сын.

Стал Императором, перед которым склонялось одно соседнее королевство за другим. Алая Луна привела его на трон, и с тех пор все его правление ей отмечено, полно крови и войн.

Ее мозг еще не дозрел в тот момент, чтобы делать выводы, но инстинкт подсказал безошибочно: она протянула в папочке руки и загулила.

Императору не хватало безусловной любви; безусловная любовь вообще может заполнить любые пустоты.

Но иногда цельный человек ломается заново.

Сейчас, когда погибла ее мать, она отлично видела новую-старую дыру, которую ее отец скрывал как умел: бессмысленной порою жестокостью.

— Якод Далаган, мла-адший сын барона Шариса Далагана: вы признаете, что продавали посевное зерно в Тали, несмотря на высочайший указ от пятнадцатого числа темного месяца?