Проклятие императорского дома - [33]

Иногда Ирай представлял, что у него в столице пять домов и, скажем, два гостевых — его собственный… и тоже его собственный, настолько он важный гость, — и он выбирает, в каком же поселится.

Гостями Императора бывала не только высшая аристократия. Гостевой дом, закрепленный за Кайссионами, находился в не самом престижном из таких районов. Слишком близко к кварталам солидных увеселений, где жили артисты из тех, что побогаче и поуспешнее. Почти что окраина.

Зато театры близко, Императорская опера, Императорский цирк. Всегда есть, на что посмотреть, хотя и не все развлечения считаются приличными в аристократическом обществе. Цирк вот, например, слишком вонючее место для аристократов.

Ирай подумывал спросить Лэйли, слышала ли она, как трубят слоны. Он слышал, когда ему случалось приходить на квартиру к прекрасной Юнне. Короткий путь пролегал в том числе и на задворках того самого цирка.

Ему почему-то казалось, что эта девчонка из тех, кто любит слушать про слонов. Конечно, вряд ли ее мать, как и любая мать знатной девушки, пришла бы в восторг от его предложения сводить Лэйли в цирк, но…

Сегодня был почти выходной день, и о делах вовсе не думалось. Мысли в голове Ирая бесцельно скользили, цеплялись за золоченый уголок визитки Лэйли и все возвращались к этому приглашению, к этой девчонке, к тому, как она смотрела тогда на Ирая — прямо, дружелюбно, с интересом. Брошенное ей при первой же встрече пренебрежительное «ты», но при этом искреннее «талантливый».

Ирай замер, осознав, что ноги сами свернули не туда на знакомой развилке. Стоило ли вернуться и кратчайшим путем отправиться к Юнне, выполнить поручение Учителя? Коробочка с бесценным сокровищем лежала на дне его ученической сумки.

Алая нашивка пиромага пылала на плече. Ирай всегда ей гордился, ему нравилось, как она смотрелась — как на нее смотрели. Уважительно, иногда с опаской. Она бросалась в глаза и обращала на себя внимание прежде самого Ирая, неуклюжего, сутуловатого, близорукого, и это его полностью устраивало.

Но во дворец он ее носил редко, во дворце он был прежде всего учеником лорда Энтеля, и чаще носил ученическую мантию. Нашивка же была на его дорожной куртке.

Он посмотрел на солнце: лето уже увядало, но солнце светило ярко и долго. Он вышел слишком рано, Юнна ведь все равно не встанет с постели раньше обеда?

Стоит ли ему вернуться?

Или все-таки… заглянуть в гости? Его же пригласили. А Учитель не говорил, что это очень срочно…

(Впрочем, Учитель запрещал заглядывать в гости к Лэйли, но не ответить на настоящее приглашение было бы невежливо, так? Вежливость — это важно. Учитель и такое говорил.)

Ирай думал.

Ирай решил.

Ирай выбрал длинный путь, и по пути еще заглянул в пекарню, чтобы купить Лэйли каких-нибудь пирожных. Не приходить же с пустыми руками?

Ирай выбрал длинный путь, и в конце этого длинного пути он познакомился со смертью.

Знал ли он, покупая пирожные, что прекрасная Юнна в то самое время пьет золотистую жидкость — совсем без спирта, она приняла решение навсегда бросить пить? Совсем без спирта, яд на воде, прелесть, а не яд, она хлопала в ладоши, когда узнала, что есть и такой?

Знал ли он, что леди Юнна, проснувшись, поняла, что больше не хочет вставать с постели, больше не может встать с постели, и больше никогда и не встанет? Что она протянула руку к шкатулочке на туалетном столике, что достала оттуда пузырек — и избавила себя от необходимости вставать?

Знал ли он, что придет и увидит последнюю маску прекрасной леди Юнны — ее застывшее в смертном покое лицо?

Конечно, не знал.

Как не знал и того, что случилось бы, пойди он по короткой дороге.

Кажется, что выбери ты другой путь — и мог бы спасти, мог бы вовремя вызвать Учителя, мог бы… Может, успел бы развеселить ее, может, успел бы догадаться, может… Может, букетик засушенных роз, собранный неуверенной детской рукой, спас бы прекраснейшую розу Империи?

Но он выбрал длинный путь, и может лишь себя винить в этом выборе.

* * *

…И когда Учитель взял из окоченевших, неповоротливых пальцев Ирая предсмертную записку, в голове у Ирая крутилась только последняя фраза, написанная неряшливым почерком леди Юнны: «постскриптум: если девочка хочет продолжить уроки, я могу рекомендовать леди Лилик, которая замечательно справлялась все это время с заменой меня на выступлениях; я не могу дать лучшей рекомендации, чем эта; уверена, она сможет выполнить мои обязанности в полной мере».

— Если бы я только могла вернуть свою подругу, я бы вытащила кишки свои, и связала бы лестницу в ад… — пробормотал Учитель, и в первый и последний раз в жизни Ирай увидел, как дрогнули у него руки, сжимая записку, — Если бы я только я могла спасти свою подругу из мира мертвых… Но и сама мертва, и сижу в аду я… Дура! Из ада нельзя никому помочь! Ты! — он обернулся к Ираю, и глаза его были, как два осколка льда, — Где ты был столько времени?

Ирай отшатнулся.

Он хотел бы отвернуться от Учителя, но тогда взгляд падал на женскую фигуру на постели, бережно укрытую покрывалом.

— Я…

«Ослушался вас, Учитель, я пошел в дом враждебной фракции и задержался, потому что меня там тепло встретили и напоили чаем с печеньем и пирожными, которые я купил», — хотел было он такое сказать, но слова застряли в горле. Слишком они были простые, и почему-то казались очень гнусными сейчас, когда он осознал, что происходило в этой комнате, пока он пил чай с Кэллири Вассарин.