Произвол - [45]

От станции Хамдания до станции Абу Духур французы никого не пощадили, допрашивая и избивая жителей всех деревень.

Казалось, даже солнце накануне того страшного дня спряталось за горизонт раньше обычного, словно стыдясь той чудовищной расправы, которая должна была обрушиться на крестьян.

Раздался голос муэдзина, призывавшего на вечернюю молитву. Ночь была душная, и Фатима постелила на крыше. Когда все улеглись, она позвала соседку Ум-Омар, которая тоже спала на крыше своего дома, и с тревогой спросила:

— Как ты думаешь, Ум-Омар, почему паши мужчины еще не вернулись?

— Непременно вернутся. Ведь бек приказал завтра с утра начать возить урожай, — успокоила ее Ум-Омар.

Они заговорили о крушении поездов.

— Слава аллаху, — сказала Ум-Омар, — что мы далеко от Ум-Ражим. Сколько там погибло людей! Сколько осталось вдов и сирот! На все воля аллаха. Человек знает, где родился, по не знает, где умрет.

— Много погибло и французов. Но пусть аллах не щадит их души. Пусть земля наша кладбищем станет для них. Кто звал их сюда убивать и грабить?

В это время раздался зычный голос управляющего:

— Эй, Фатима, муж вернулся?

— Нет. Еще никто из мужчин не вернулся.

— Когда вернется, пусть сразу же идет к беку. И ты, Ум-Омар, то же самое передай своему.

С управляющим шел один из прислужников бека. Он проклинал крестьян, всех их предков, крушение поездов.

— Нас это не касается, — сказал управляющий. — Во всем виноваты крестьяне. Пусть и расплачиваются. Какое нам дело до погибших французов?

— Потише. У бека и французских агентов длинные уши.

— Крестьяне ненавидят нас за то, что мы помогаем французам. Но мы лишь выполняем приказы бека. Надо сеять вражду между крестьянами. Бек считает, что тогда легче будет управлять ими.

Они подошли к дому Занубии, где, по обыкновению, сидел шейх Абдеррахман и пил чай.

— О шейх! — обратился к нему управляющий. — Ты слышал о случившемся? Я был там. Это ужасно! Никому не пожелал бы оказаться в тех поездах. Человеческое мясо смешалось с землей. Везде валяются трупы. Возьми это кольцо. Я снял его с пальца, валявшегося на дороге. Не могу держать его у себя.

Шейх обратил взор к небу и воскликнул:

— О милостивый аллах, пощади людей! Нет бога, кроме аллаха, и Мухаммед пророк его.

— Еще я подобрал там винтовку и спрятал в разрушенном доме, — продолжал управляющий. Затем он полез в карман, вытащил целую горсть золотых колец и протянул шейху: — Возьми. Это мое пожертвование, почтенный шейх. А одно кольцо непременно подари Занубие.

— Спаси нас, аллах, от шайтана, — произнес шейх. — Погибшим уже ничего не нужно, кроме милости аллаха. Да пощадит аллах их души и заклеймит позором грешников!

— Познакомься, шейх, — представил управляющий своего спутника. — Этот человек служит надсмотрщиком у бека. Бек приказал каждому крестьянину зажарить по барану. Вероятно, вечером я тебе привезу барашка.

— Спасибо, — поблагодарил шейх.

— Все деревни окружены солдатами, — сказал управляющий. — Крестьян допрашивают под пытками.

В это время к дому подъехала машина. Из нее вышел какой-то человек и сказал:

— По приказу бека я привез четыре винтовки, взятые у погибших солдат, и должен спрятать их на поле Ибрагима. Завтра здесь будет обыск, и тогда Ибрагиму конец.

— Спаси нас, аллах, от грешного шайтана. Чем помешал беку несчастный Ибрагим?

— Замолчи! — прикрикнул на него управляющий. — Мало, видно, Ибрагим над тобой насмехается, когда проходит мимо дома Занубии.

— Молчу, молчу, — ответил шейх. — Сегодня я немой, глухой и слепой.

Когда все уехали и шейх остался один, он долго еще никак не мог прийти в себя — то ходил по двору, то читал суры из Корана.

Как ни уговаривала его Занубия успокоиться и рассказать о случившемся, шейх неизменно отвечал, что ничего не произошло и он совершенно спокоен. Но Занубия не отставала, и шейх наконец, не выдержав, признался:

— Сабри-бек готовит Ибрагиму ловушку. Хочет избавиться от него.

Занубия удивилась:

— А что ему сделал Ибрагим?

— Не знаю. Но я не хочу больше оставаться в этой деревне. Ночью уйду. Они принесли четыре винтовки, которые взяли у погибших солдат, и спрятали на поле Ибрагима. Завтрашний день будет черным для нашей деревни.

— Но какое тебе дело до Ибрагима? Ты же знаешь, что он ненавидит и тебя и меня. По крайней мере, появится возможность избавиться от него.

— Спаси, аллах! Никогда в жизни я не совершал подлостей. Я уеду сейчас же. А если управляющий станет спрашивать обо мне, скажи, что я поехал в город, к хаджи.

— Ну что ж, счастливого пути. Только советую тебе ни во что не вмешиваться.

Занубия сидела у ворот своего дома, но слова шейха не давали ей покоя. «Вообще-то хорошо, если проучат Ибрагима и его жену. Они меня ненавидят, вон на всю деревню сумели ославить. Правда, они всегда готовы помочь людям. Да и мне сколько раз помогали, а ведь сами тоже бедняки. Все крестьяне живут в нужде. Разве это жизнь? Горе одно. От бека терпим, от управляющего и хаджи тоже».

Занубия вздохнула и пошла в дом посмотреть на спящих детей. Она осторожно поправила одеяло, с нежностью взглянула на них и снова тяжело вздохнула. Как трудно одеть и накормить семерых! Старшему десять лет, но он уже помощник. Пасет скот, носит отцу обед в поле. Спать Занубие не хотелось, и она снова села у ворот в ожидании мужа. Ее терзали сомнения. Вдруг она решительно поднялась и пошла к дому Ибрагима.