Произвол - [17]
После обмена приветствиями староста, внимательно изучая приезжих, сказал:
— Я знаю, что вы прибыли нанимать жнецов, но о делах поговорим после ужина.
— Верно. Да продлит аллах твои дни! Жаль, что нет времени погостить в твоем доме. Но дело не ждет.
— Сейчас я велю сыну позвать ко мне всех хозяев, в первую очередь Абу-Хасана и Абу-Аббаса.
— Да, я слышал, что это достойные люди, — произнес Ибрагим.
— Они поужинают с нами, а там и остальные соберутся. Выпьем по рюмочке арака?
Ибрагим и Хусейн отказались. Хусейн сказал:
— Клянусь аллахом, я не пью. Как-то заночевал в деревне Мхараи в доме Абу-Джоржа. Был сильный дождь. Выпил я с хозяином рюмочку виноградного арака, ну и уснул сразу, а ночью чувствую — задыхаюсь, вот-вот концы отдам. С того злополучного дня не беру в рот ни капли.
— Ну что же, воля твоя. Только знай, кто не пьет инжировый арак, тот никогда не познает истинного блаженства, — возразил староста Хусейну.
Комната была полна дыма.
— Сядьте пряма на землю, — сказала хозяйка Ум-Али. — Дым скоро вытянет. Мы очень вам рады, будьте как дома. Клянусь аллахом, из всех, кто приходит к нам нанимать жнецов, Ибрагим самый лучший, он уважает жнецов, не обманывает их при расчете. — Она хотела еще что-то сказать, но староста прервал ее и велел зажарить куриную печень и яичницу, принести шанклиш[15], лук и творог.
— Аллах сотворил мир всего за семь дней. Ночь длинная, потерпите немного, и все будет готово.
В это время в дом вошли двое мужчин средних лет, с палками в руках. Один высокий, другой низенький, с длинными неряшливыми усами, но без бороды.
Ум-Али пошла навстречу гостям.
— Добро пожаловать, входите с именем аллаха!
Гости сели, и староста решил сразу же ввести их в курс дела.
— Ибрагим и Хусейн приехали за жнецами.
— У меня, например, найдется десять жнецов, — послышался ровный, тихий голос высокого. — Во время уборки урожая я ежедневно кладу в карман по двадцать лир. Так что, Абу-Али, давай выпьем твоего знаменитого инжирового арака за здоровье Ибрагима и Хусейна. Верно, Хусейн? Вот уж поистине, арак с хлебом и луком — слаще меда!
От сильного порыва ветра дверь распахнулась, и тут же в дом стремительно вошел высокий мужчина.
— Ну и ветер! Скалы может снести.
Абу-Али не без гордости воскликнул:
— Здесь всегда такой ветер! Недаром мы именно тут живем.
Вскоре опять открылась дверь, и вошла старуха, тяжело опираясь на палку. Она громко поздоровалась и села у самой двери.
— Кто у вас в гостях, Ум-Али?
— Это же Ибрагим, из восточного района нашей провинции. Нанимать пришел жнецов, того и гляди уборка начнется.
Ум-Али говорила громко: старуха была туга на ухо.
— Ох, было время! Помню, убирали мы урожай у отца нынешнего бека. С тех пор прошло тридцать лет. Ох и жесток он был! Даже женщин избивал. Жив ли еще?
— Уж десять лет как умер, — ответил Ибрагим.
— Пусть аллах не пощадит его души! Хоть и грех проклинать мертвых. Злой он был, однажды избил кнутом мою сестру, а потом спустил собаку, та ее и загрызла. Ты еще маленький был, Ибрагим, и, конечно, не можешь помнить этого. А как сынок бека? В папашу пошел? — И, не успев получить ответ, неторопливо продолжала: — Мы ушли тогда из деревни. Но где бы мы ни работали — везде одинаково тяжело. А сейчас живем в деревне племянника старого бека.
Тут в разговор вмешался Абу-Али:
— Давайте поговорим об условиях найма. Принуждать никого не будем — кто захочет, тот и поедет. Пусть Абу-Хасан соберет всех желающих.
— В такую холодную ночь людей не докличешься, — сказал Абу-Аббас. — Ибрагим не чужой, пусть заночует, а завтра все обговорим и решим.
Абу-Хасан возразил:
— Зачем тянуть время? Мы ведь уже знаем, кто хочет наняться. Они все из одной деревни. У нас около четырехсот мужчин и женщин, а если урожай будет такой, как в прошлом году, придется даже добирать людей в другой деревне. Но, возможно, вам нужно собрать урожай со всех земель бека?
— Нет, только с наших, а у нас самих сорок федданов. Но о других деревнях ничего сказать не могу.
Тут в разговор опять вмешалась старуха:
— Ваш бек — сын госпожи Туркии?
— Да, он сын Туркии.
— Громче, пожалуйста, я плохо слышу. А знаешь, почему ее так назвали? Потому что во всем их роду одни турки. Ну и злющая она была, эта Туркия. Заберет, бывало, людей на уборку своего огромного дома и издевается. Я раз ей не угодила, так она меня жестоко избила палкой. А что я такого сделала? Лишь на усталость пожаловалась. А грязи столько было — двадцать человек не уберут. Долго я тогда ревела, а кому поплакаться, кроме аллаха?!
— Будет тебе, Хосна, что старое-то ворошить, поговорить нам надо… — перебил старуху староста.
— Аллах свидетель, мы все как родные. Давайте так: на уборке чечевицы и бобов в день — по полторы лиры, на ячмене — две лиры, на пшенице — две с половиной лиры. Подходит? — спросил Ибрагим. — А если в соседних деревнях в этом году будут платить больше, ну что ж, мы тоже поднимем плату.
Абу-Аббас и Абу-Хасан посмотрели друг на друга и согласились. Абу-Али отпил из рюмки:
