Произвол - [16]

— Не беспокойся! Бек знает, куда девать подношения. А ты думаешь, зачем тут французы и вообще нужные люди? Не из своего же кармана бек их одаривает!

По городу ехали молча, с интересом рассматривая витрины и прохожих. Один гнал овец, другой вел осла, груженного шерстью и сыром. Чем ближе подъезжали они к центру, тем многолюднее становилось на улицах города.

— Думаю податься в провинцию Хомс, — сказал Хусейн, — может, завернем по дороге в деревню Аль-Кабу, разведаем обстановку?

— Считаешь, там нет бека? Есть! И такой же изверг, как наш. Даже хуже еще. Слышал, что рассказывал о нем сын Диргама, он еще приходил к нам в начале весны?

— Нет, не слышал. Устал я тогда и уснул.

— Он такое рассказывал, что слушать страшно!

Когда они подъехали к центру города, было уже совсем светло и фонари на улицах погасли. Привязав мула и лошадь и задав им корма, Хусейн с Ибрагимом зашли в кафе перекусить. Затем, купив в лавке пирог и сладости, отправились к хаджи, получили от него восемьсот лир для найма жнецов и снова двинулись в путь.

Солнце поднималось все выше и выше. Далеко позади остались селения Аррабия и Ум-Альтуюр.

— Смотри, Хусейн, источник! Давай отдохнем немного, и дальше в путь. А скотина наша травку пока пощиплет. Полдороги уже проехали, до захода солнца будем на месте.

Но только они расположились, как вдруг появились охотничьи собаки. Они травили лисицу. Хусейн вскочил как ужаленный:

— Это наш бек, клянусь аллахом! Надо быстрее уходить! Скорее! От греха подальше! Полдня едем, все думаем, как бы от него убраться, а он уж тут как тут.

— Может, он на машине приехал или менял лошадей по дороге? Ты же знаешь, у него в каждой деревне дом, староста, управляющий, шейх и непременно собаки.

— Скорее! — метался Хусейн, быстро собирая вещи. — От этого бека нигде не скроешься.

— Да-а-а! — протянул Ибрагим. — И не только в Сирии. Бек и в Палестину ездил. Брат моей жены рассказывал. Ехали они как-то поездом в Триполи, а потом грузовиком, шофер был из Марокко. Звали его Мухаммед Хавари. По дороге брат с ним разговорился, тот ему и поведал, что и в Марокко есть свои беки, хаджи, старосты, сторожа, французы. Брат рассказал шоферу, зачем они едут, а когда приехали в Бейрут, тот отказался от платы за проезд. «Вы такие же бедняки, как мы, — сказал шофер. — Так же страдаете. Управляющему мы кланяемся как эмиру».

— А мы кланяемся только аллаху! — крикнул Хусейн.

— Бек торгует рабами, как скотиной. Но в стране заправляет не он, а французы. Эмир то и дело славит их и просит аллаха навсегда оставить оккупантов в Марокко.

— Как же может араб просить об этом аллаха?

— А вот так, — произнес Ибрагим. — Мухаммед рассказывал, что беки заодно с помещиками. Марокко — страна богатая, но французы забирают все, что можно вывезти, и крестьяне там еще беднее наших. Бек славит эмира, эмир в свою очередь — бека, и оба стараются сделать так, чтобы не было никаких перемен.

— Везде беки, даже на священной земле Абу-Зейда аль-Хиляли[12], в далеком Марокко.

— Они добирались два дня, — продолжал Ибрагим, — до города Сур, там работали грузчиками. Им снова повезло: дальше, до города Яффа, они ехали на военном английском грузовике. Вел его шофер-египтянин. По дороге разговорились, и шофер, слушая печальную исповедь, лишь качал головой: словно это был рассказ о его родной деревне. Их паша — тот же бек. Только место занимает повыше. А эмир в Сирии — это все равно что султан Абдул-Хамид[13] в Египте, могучий султан суши и двух морей, защитник двух священных мест. Каждому, кто ему угодил, он дает по крайней мере чин паши. А уж те назначают беков, обычно это их сыновья. Паши же в большинстве своем турки — арабы ими не бывают.

— Пусть аллах не пощадит души этого султана Абдул-Хамида! — воскликнул Хусейн. — Он только и знает, что подлаживаться то к англичанам, то к французам.

— Ну что за жизнь! Мир полон зла! У паши много деревень, предостаточно хорошей, жирной земли. А крестьянам-арабам даже грамоте не позволено учиться. До паши далеко, а до старосты близко, к тому же к нам приставлен еще и управляющий. Все эти надсмотрщики что хотят, то и делают с крестьянами.

— Видно, на погибель нашу сотворил аллах господ!

— Брат рассказывал, что после Сура они поехали в Иерусалим, но работы там не нашли и решили возвратиться. Шофером оказался на этот раз иракец. Грустно было слушать его. Иракским крестьянам живется так же тяжело, как и сирийским… Уже проехали Салиб, — проговорил Ибрагим. — В этих местах мы не раз нанимали жнецов. Покупали здесь масло, табак! Тут, кстати, скрываются крестьяне, бежавшие от притеснений беков и французов. А нищета какая! Вождь здешнего племени еще хуже бека. Я его знаю. Бедность заставляет несчастных людей дарить или продавать дочерей вождям племен.

— Подумай, что ты говоришь! Ведь эти вожди истинно верующие, ученые люди. Они вправе принять девочку в счет уплаты долга. Иначе будет грех… — возразил Ибрагиму Хусейн.

Солнце клонилось к закату. На горизонте появилась первая деревня западного района провинции Хама. Придя туда, друзья сразу отправились к старосте Салеху, которого в деревне все уважали за доброту и вежливость в обхождении. Его дом — единственное место, где можно было посидеть. Крыша дома держалась не на столбах, а на стволах деревьев, которые будто специально вырастили по углам дома. В центре — яма для костра. На невысоком столбе около ямы висит фонарь. Жена старосты вынесла гостям подушки для сидения и пошла резать курицу, а тем временем подоспел сам хозяин. Он был одет в галябию