Происшествие - [95]

— Алексей Петрович! Мы решили скинуться на такси. Ведь нам по пути. Поедемте вместе…

ПРОИСШЕСТВИЕ

Платье, а точнее, полотняный костюм, отделанный вологодскими кружевами, придумала для Евгении Дорофеевны ее молодая пациентка, художница из Еревана Роксана Алабян. Она придумала его, узнав, что доктору Орешниковой предстоит выступать на научной конференции онкологов с сообщением о разработанной ею методике лечения. Роксана преклонялась перед Евгенией Дорофеевной за то, что она поставила ее на ноги, не знала, как отблагодарить. Но Орешникова категорически не принимала подарков, отказывалась даже от такой малости, как южные фрукты, которыми заваливали художницу ереванские родственники. И вдруг, незадолго до выписки Роксаны из клиники, Орешникова мимоходом сказала, что собирается к конференции купить или сшить новый костюм.

— Это очень важное событие для меня, Роксаночка, — сказала Евгения Дорофеевна. — Я хочу выглядеть красиво.

И Роксану осенило — она придумает фасон! Уж этот-то дар Евгения Дорофеевна не откажется принять.

В ту ночь она долго лежала без сна, размышляя, во что она одела Орешникову, если б ей пришлось писать ее портрет. Она подбирала краски, которые гармонировали бы с чуть смуглым лицом Орешниковой, пепельными, кое-где седеющими волосами. Евгении Дорофеевне было сорок лет, и ровно на сорок она и выглядела. «Платье должно молодить, — рассуждала Роксана, — значит, нужно немножко кружев». И, засыпая, она знала, из чего надо шить платье — полотно и вологодские кружева.

Утром во время обхода она вручила рисунок костюма Евгении Дорофеевне.

Евгения Дорофеевна ахнула:

— Какая прелесть!

— Нравится?

— Еще бы.

— Тогда так, — деловито заговорила Роксана. — Если у вас нет хорошего портного, я вас рекомендую.

— Ну, Роксана, — запротестовала Евгения Дорофеевна. — Это неудобно. Вы моя пациентка.

— Какие глупости! Не я же шить буду! Вот телефон, спросите Лейлу Зурабовну. Это моя бывшая соседка, мы раньше жили в одном доме в Ереване. Она переехала сюда к дочери. Шьет прекрасно, правда, берет недешево.

— Ну хорошо, спасибо, Роксана, — нерешительно ответила Евгения Дорофеевна, но бумажку с телефоном опустила в карман халата.

Однако, прежде чем позвонить портнихе, Орешникова некоторое время колебалась: вологодские кружева стоили дороговато. Но решилась — ведь в ее одинокой жизни не так уж много радостей.

Надо сказать, что выступление на конференции для Евгении Дорофеевны стало событием очень важным. Подводился итог десятилетней работы и борьбы за эту работу, потому что у нее были не только единомышленники, но и не признававшие тот путь, который она нащупала в лечении коварной болезни, хотя это был лишь один из путей, и отнюдь не единственный. И в этой связи ее доклад (пусть не доклад, а сообщение) был для Орешниковой ее победой, ее праздником.

Лейла Зурабовна действительно оказалась большой мастерицей, такие встречаются, увы, все меньше и меньше. Она сотворила шедевр, и всего за три дня. Правда, услышав, сколько будет стоить шитье, Евгения Дорофеевна испытала некоторое потрясение, но потом махнула рукой: «А, в конце концов живем только один раз».

Примеряя костюм, Лейла Зурабовна говорила:

— Я никогда не беру двух заказов одновременно. В моем доме лежит только один отрез — тот, над которым я работаю. Я не ателье, у меня индивидуальный пошив. Пока я не изготовлю одну вещь, о другой я и думать не желаю. В жизни нельзя разбрасываться ни в чем. Поверьте мне, старой женщине.

И Евгения Дорофеевна подумала, что в словах Лейлы есть большой смысл.

Вернувшись от портнихи, Евгения Дорофеевна снова примерила костюм и в задумчивости встала перед трюмо. Она представила, как на конференции председатель предоставит ей слово и доктор Орешникова, кандидат медицинских наук, пойдет через зал к трибуне и произнесет свое сообщение. Она глядела в зеркало, но видела не себя, видела своих больных, которых вырывала из рук смерти и ставила на ноги: семидесятилетнюю Анну Егоровну, первую свою пациентку; бухгалтера Крячко, его привезли на носилках, уже и ходить не мог, а сейчас снова работает; артистку Стенину, которую часто видит по телевидению. Больные Орешниковой были специфическими больными, не всех удавалось вылечить сразу и до конца. Иным приходилось возвращаться в клинику вновь и вновь, как они говорили, «на ремонт». Но все они верили в ее лучевую терапию, в нее, доктора Орешникову. А ее жизнь целиком заключалась в работе, в больных, потому что иных занятий у нее не было. Родители давно умерли, замуж не вышла…

Дверь приотворилась, и появился очень толстый полосатый кот.

— Ах, Мусик, — засмеялась Евгения Дорофеевна. — Добрый вечер!

Кот тихо муркнул, потерся о ее ноги и не оглядываясь последовал на кухню, помахивая, как опахалом, хвостом, уверенный, что хозяйка пойдет за ним следом.

— Обождешь, — сказала Евгения Дорофеевна. — Дай переодеться.

Кот, словно поняв, оглянулся и сел в ожидании.

Евгения Дорофеевна сняла костюм, надела спортивные брюки и блузку, открыла холодильник, достала рыбу. Нарезала, положила в кастрюлю, налила воду, поставила на газ. Рыбу надлежало сварить, сырую Мусик не любил.