Происшествие - [93]

— Кто вам это сказал? — громко спросил лохматый Новожилов, заведующий отделом молодежных проблем.

— Сказал? Редактор Дымкова, — ответила Катерина Ивановна.

— Позвольте дать справку. Сценарий заказал я, согласовав это с Дмитриевым. Но Серова вот уже пять лет сотрудничает с нами, и привлек ее в свое время я. Так что Дымкова сообщила вам не факты, а слухи. И к сведению уважаемых членов бюро райкома сообщаю: пьесы Аглаи Федоровны Серовой идут на столичной сцене, и мы должны гордиться, что такие авторы сотрудничают с нашим областным телевидением! Кстати, уговорить ее каждый раз бывает нелегко, — заявил Новожилов и сел. Рыжие его вихры торчали победно.

За столом зашептались, а Галина Петровна чуть побледнела: зря она пошла на поводу у этой безмозглой курицы Ирины и согласилась написать в заявлении о Серовой. Ведь прекрасно знала, что не Дмитриев ее привлек.

Катерину Ивановну выступление Новожилова немного сбило с толку.

— Я прошу меня не перебивать, — сказала она, — вопросы, пожалуйста, потом. В заявлении отмечаются идеологические просчеты в передаче «Как мы отдыхаем».

— Просчеты! — воскликнула молодая женщина, с черной косой, по-старинному уложенной вокруг головы, знатная крановщица. — Какие такие просчеты! У нас на стройке только и говорили об этом фильме, даже на собрании обсуждали. Наконец-то телевидение обернулось лицом к нашим проблемам.

— Не перебивайте, товарищ Петренко, — секретарь райкома постучал карандашом о стол. — Вы можете высказаться потом.

— А зачем напраслину лить? — звонко спросила Петренко.

Секретарь покачал головой, чуть улыбнувшись: ох, эта Петренко! Огонь!

Катерина Ивановна совсем смутилась, она вдруг поняла, что, разговаривая с сотрудниками редакции, споря с Вахтангом и докладывая сейчас, находится в плену старой дружбы с Ирой Короедовой. Она уткнулась глазами в справку и стала читать ее, никак не комментируя.

В конце она сказала:

— В заявлении говорилось также, что материалы о работе телевидения, опубликованные областной газетой, организованы Дмитриевым, прежде он там работал собкором. Но подтверждения этому у нас нет.

С места поднялся высокий, полный в золотых очках главный редактор областной газеты.

— А это, товарищи, уж вы меня извините, — начал он. — Это знаете как называется? Клевета, я бы сказал. За это можно и в суд подать. Почему товарищи Ильюшина и Короедова позволяют себе оскорблять газету, орган обкома партии? У нас что — своей головы нет? С чего вы взяли, что газета подчиняется пожеланиям Дмитриева? Кто он такой? Прекрасный журналист, — согласен. Наш бывший собкор. Он бросил нас, и за это я на него сержусь. Однако свой хлеб на телевидении он честно зарабатывает. Лучше стало работать телевидение в последнее время. Я не понимаю, почему мы тратим время на разбор заявления, в котором не факты, а фактики, да еще повернутые не тем боком. А не лучше ли было вызвать в райком коммунистов Ильюшину и Короедову, поговорить по душам и посоветовать не отнимать у людей время? Мы уже час сидим и обсуждаем какую-то ерунду. Оба родились в Козельске, — скажите какое преступление. А мы вот с первым секретарем обкома товарищем Синицыным оба родом из Пачелмского района, Пензенской области. Может, завтра кто-нибудь напишет, что поэтому меня главным редактором назначили? И тоже на бюро это дело разбирать будем? Чушь!

Синицын сел, вынул платок, протер очки. Поднял руку Ежиков, секретарь парткома домостроительного комбината.

— Можно вопрос? К товарищу Ильюшиной.

Сама не понимая почему, Галина Петровна поднялась со стула и встала как школьница, не выучившая урок. Глаза всех сидевших за длинным столом людей устремились на нее. Она опустила ресницы.

— Товарищ Ильюшина! Мы рассматриваем ваше заявление о неудовлетворительной работе главного редактора и его заместителей. Я согласен с товарищем Синицыным, что оперируете вы не фактами, а фактиками. Но ведь все проблемы можно было разрешить силами своей парторганизации. Вы ведь парторг. Почему вы не поговорили с Дмитриевым и Смирновым, не обсудили свои дела на партсобрании, а сразу понесли заявление в райком?

«Если я сейчас скажу, что говорила с ними, оба откажутся. Мне не поверят», — подумала Галина Петровна. И тихо сказала:

— С товарищем Смирновым очень трудно разговаривать.

— Громче! Говорите громче, не слышно, — попросил кто-то.

— С товарищем Смирновым я пыталась разговаривать. Но мы не поняли друг друга. А собрание… многие боятся критиковать начальство. Говорят только в коридорах.

— А вы с Короедовой не побоялись? — громко спросила Петренко и почему-то засмеялась.

«Чего они веселятся?» — зло подумала Галина Петровна.

— Не понял вас, — проговорил Ежиков. — Что же у вас за коммунисты, которые слово боятся сказать? И что же вы за парторг, у которого такие коммунисты? И к вам вопрос, товарищ Смирнов. Почему вы не нашли общего языка с товарищем Ильюшиной?

Смирнов хмуро посмотрел на Галину Петровну, ему почему-то вдруг стало жаль ее и не захотелось уличать ее во лжи. Все-таки она женщина.

— Если есть в редакции люди, которые недовольны моей работой, — сказал он, — то, наверное, я в чем-то не прав. Но я действительно не понимаю, почему Галина Петровна не поставила этот вопрос на партийном собрании.