Происшествие - [73]

Лопатин расспросил Ларису о здоровье, на что она коротко ответила, что не жалуется.

— Ну вы молодцом, — заметил Лопатин, подписывая заявление. — Если нужна какая помощь, без церемоний.

— Спасибо, — ответила Лариса, — пока ничего не надо. А уж что дальше…

Никто в отделе не подступил к ней с расспросами, от кого ребенок. Близких подруг у нее не было, а остальные в душу не лезли. Лариса, честно говоря, думала, что Лопатин спросит об этом, и она после долгих раздумий решила в этом случае сказать правду. В конце концов, теперь уже скрывать нечего, все равно все узнают… Но он не спросил.

Объединение терялось в догадках, строя всевозможные предположения об отце ребенка. Тому, что ее видели несколько раз выходящей с работы с Чугуновым, значения никто не придавал. Смешно было думать, что у людей возник роман после почти десятилетней совместной работы.

— Надо же, какая скрытная, — удивлялся толстый Котиков, поглаживая усы, — чуть ли не за одним столом сидим, и ни словечка. И потом, эти современные платья — балахон балахоном, даже непонятно, полная женщина или худая…

Поэтому частное определение народного суда в адрес Чугунова, которое получил генеральный директор Алексей Иванович Казаньев, было, банально выражаясь, громом среди ясного неба.

Алексей Иванович перечитал документ, но так и не понял, что читает. За все годы существования их учреждения (а Казаньев работал здесь с первого дня) сюда не поступал ни один судебный документ. Никогда здесь не было ни одного персонального дела, ни одного скандала, ни одного партийного выговора. Даже брошенные жены ни разу не приходили жаловаться на неверных супругов. Очень строго подбирались здесь кадры, очень много внимания уделялось воспитанию высокого морального облика сотрудников. И вдруг — частное определение в адрес Чугунова, молодого, очень перспективного экономиста, на которого Казаньев возлагал большие надежды.

Осмотрев документ зачем-то на свет и вздохнув, Алексей Иванович вызвал к себе по селектору заведующего отделом комплектования Скоморохова и секретаря партбюро Геннадия Ивановича Щетинина. Скоморохов и Щетинин вошли одновременно, так как кабинеты их находились хоть и в разных концах коридора, но на равном расстоянии от кабинета генерального директора.

— Садитесь, — сказал Казаньев и показал руками на два кресла, стоявшие друг против друга возле его письменного стола. — Что нового?

Нового, естественно, ничего не было, так как расстались они всего полчаса назад после небольшого совещания.

— Так. — Генеральный директор побарабанил пальцами о стол. — Так. Я бы попросил вас, Игорь Васильевич, — кивок в сторону Скоморохова, — и вас, Геннадий Иванович, — кивок в сторону Щетинина, — попросил бы высказать ваше мнение об Анатолии Алексеевиче Чугунове.

Генеральный потому и сидел в кресле генерального столько лет, что был человеком не только умным, но и очень осторожным и дипломатом. Он прекрасно понимал человеческую психологию: если он сейчас сообщит им о частном определении, то это еще бабушка надвое сказала, что они выскажутся совершенно объективно. Человек инстинктивно страшится ошибок. Сам он относится к Чугунову положительно, но ведь частное определение суда — это не жалоба покинутой женщины, это штука посерьезнее.

Щетинина генеральный директор нередко просил высказать свои соображения по поводу того или иного сотрудника, поэтому тот вопросу не удивился и как работника охарактеризовал Чугунова весьма положительно.

— Это я все знаю, — отмахнулся директор. — Личные качества?

— Личные? — Геннадий Иванович улыбнулся. — Добродушный, отзывчивый, хороший шахматист, много читает. Я бы сказал, очень порядочный парень. Один недостаток — холост.

Это генеральный знал, но удивился.

— Холост? Что так?

— Был женат на умопомрачительной красавице, но уж очень на молодой. Честно говоря, мы никак не могли понять, зачем он на ней женился. Такую не в жены брать, а в витрине выставлять.

У генерального возникло множество вопросов по этому поводу. Все то, что говорил Щетинин, он тоже знал, но в столе у него лежало частное определение народного суда. И поэтому генеральный перевел взгляд на Скоморохова.

— Я могу повторить все то, что сказал Геннадий Иванович. По работе у меня никаких претензий нет. Даже наоборот, — он так быстро и прекрасно усвоил дело, что вполне может самостоятельно руководить отделом. А личные качества? Если человек никому не делает зла, соответственно и не имеет врагов, — это, я думаю, тоже говорит в его пользу.

— Не всегда так бывает, что у человека, не делающего зла, не бывает врагов. Чаще наоборот. А добро он делает?

— Конечно, — воскликнул Скоморохов.

Генеральный печально покивал головой.

— Так, так. А добро меж тем наказуемо. Не слыхали такую вредную поговорку? Короче говоря, Чугунов наш просто голубой ангел, только вот крыльев нету. Так?

«Почему он так подробно расспрашивает о Чугунове? — думал Скоморохов. — Повышение? Но у нас сейчас нет ни одной вакансии. Может, переманивают куда Чугунова? Да нет, он сказал бы. Между нами вроде секретов нет. — И вдруг обожгло: Лариса? Но что может сделать Лариса! Написать генеральному письмо? О чем? Что не женился? Смешно жаловаться взрослой женщине. И потом, с такими письмами обычно обращаются в партийную организацию. — Может быть, сказать о Ларисе? Нет, не имею права, это дело их двоих».