Происшествие - [74]

— Так, — сказал генеральный. — Еще у меня один маленький, очень маленький вопросик: почему Чугунов развелся с восхитительной красавицей?

— Почему вас это интересует? Она что, за рубеж сбежала? — засмеялся Щетинин.

— Этого я не знаю, — твердо сказал генеральный. Иногда чувство юмора ему отказывало.

— Бросила она его, — сообщил Скоморохов. — Или, как сам Чугунов выражается, «убежала».

— Почему? Чугунов — завидный мужик.

— Ну молодая очень… Глупая. В другого влюбилась.

— А это чья версия? — спросил генеральный. — В смысле что она его бросила, а не он ее. И почему все-таки бросила?

— Ну это, Алексей Иванович, что-то уж очень личное. Мало ли как: не сошлись характерами. Поди разберись, кто виноват, когда двое разводятся. Я считаю, обе стороны виноваты. Брак — дело серьезное, а в наше время, если честно говорить, отношение к нему легкомысленное. Например, в 77-м году по статистике в стране из ста заключенных браков распалось 46, а в Риге — 56. — Щетинин очень увлекался статистикой. Можно сказать, что это было его хобби.

— Статистику вы мне в качестве оправдания или утешения приводите? — сухо спросил генеральный.

— К слову, — ответил Щетинин обидевшись. И замолчал.

— Ну ладно, — сказал генеральный, — карты на стол! — Достал из стола «частное определение» и протянул Щетинину.

Суть частного определения сводилась к тому, что гр. Чугунов А. А. в свои тридцать два года был уже дважды женат, от одного брака имеет ребенка, вот теперь от фактического (уже третьего) брака имеет еще одного ребенка и что суду представляется, что моральный облик данного гражданина, поскольку он является членом партии, не совсем соответствует нормам. Поэтому учреждению, где он работает, а также партийной организации следует обратить на это внимание.

— Так, — сказал Щетинин. Он был совершенно растерян (и даже не пытался это скрыть), что было ему, человеку очень сдержанному и собранному, совершенно не свойственно.

Скоморохов не сказал ни слова, лишь подумал: «Ну Кольская, ну дает! А он-то, зачем довел до этого, идиот. Лучше б женился. И мне ни слова об этом суде. Да и я хорош, ни разу и не спросил, как дела. Но про частное определение надо было сказать, и не мне, а Щетинину и в тот же день. Теперь каша заварится! Вот дурак!»

Генеральный вздохнул, оглядел Скоморохова и Щетинина и спросил:

— Так что будем делать?

Щетинин покрутил головой.

— Нехорошо получается… Честно говоря, я про этот его первый брак как-то забыл. Он же к нам уже разведенный пришел.

— А что за человек Кольская? Я ее что-то совсем мало знаю. Как Лопатин ее характеризует? — Он обернул лицо к Щетинину.

— Трудолюбива, исполнительна, хороший работник. Ей года тридцать четыре. Живет со стариками родителями. Вообще скромная женщина.

— Чугунов — порядочный, Кольская — скромная, а ребенок родился, — грубо пошутил генеральный. — А теперь серьезно. Вы знаете, как я дорожу кадрами, разбрасываться ими не люблю. К Чугунову как к работнику я до сих пор относился очень хорошо. Но то, что он позволил себе разводить амуры на работе, меня настораживает. Я не знаю, какие амуры он заводит на стороне. Усыновление ребенка — шаг серьезный, это ему плюс, но почему дело приняло такой оборот в суде? Хочешь не хочешь, а эту бумагу мы должны обсудить на партийном собрании…

8

Нора Ивановна Старцева, заместитель Лопатина, непостижимым образом все новости узнавала первой.

В 12 часов только три человека — генеральный директор Казаньев, секретарь партбюро Щетинин и начальник отдела Скоморохов знали о частном определении. В 12 часов 45 минут об этом знала и Старцева. Она влетела в кабинет Скоморохова, плюхнулась в кресло и сказала:

— Нет, что делается! Что делается? Я всегда подозревала, что Кольская — это штучка! Чересчур тиха. Это надо — такого парня подловила.

— О чем ты, Нора? — Скоморохов изобразил непонимание.

— Не прикидывайся! Я все знаю! Нет, зачем Чугунову понадобилась эта глиста? Ни кожи ни рожи. Скажи мне — зачем? — Сама Старцева была дамой пышных форм и, вероятно, поэтому не выносила худых женщин. Впрочем, если говорить по правде, она никаких женщин не выносила.

— А ты спроси у Чугунова, — посоветовал Скоморохов.

— Может быть, тебе она тоже нравится? — спросила Старцева. — Ладно, шутки в сторону… Я на стороне Чугунова. Я его буду грудью защищать.

Скоморохов покосился на необъятный бюст Норы Старцевой и, усмехнувшись, подумал, что это, пожалуй, для Толи неплохая защита.

— Дай сигарету. — Старцева закурила и быстро продолжала: — А Кольская не юная девушка, в ее возрасте таким образом замуж не выходят.

— Хорошо, Нора, — мягко сказал Скоморохов. — Мы с тобой потом обсудим этот жгучий вопрос. Сейчас у меня дела. Только прошу: не звони по коридорам. Не надо. Придет время — все узнают.

— Ты же знаешь, что я — могила, — сказала Старцева и побежала разносить новость дальше. К концу дня ее знали все. Страсти закипели.

Но напрасно думала Нора Ивановна Старцева, что ее мощная грудь сумеет заслонить Чугунова. Пожалуй, она была единственной женщиной в коллективе, которая взяла сторону Чугунова. Остальные осуждали, клеймили его, а жалели бедную Ларису Кольскую, которая будет теперь всю жизнь маяться одна с ребенком, как маялось большинство разведенных женщин, служивших в объединении. А их было немало. Старший экономист Мирра Скавронская, красивая женщина с огромными скорбными глазами, которая в незапамятные времена развелась с мужем-пьянчужкой и по причине его пьянства не получала от него алименты на двоих детей, возглавила женское движение в защиту Кольской.