Происшествие - [71]

4

Жара была такая, что все время хотелось пить. Чугунов достал из холодильника формочку со льдом, набросал в стакан кубики, долил холодной воды. Лариса сидела на подоконнике. Она взяла у него из рук стакан, глотнула ледяную воду.

— Знаешь, Толя, у меня будет ребенок, — сказала она.

Чугунов приподнялся с дивана и снова сел.

— Ребенок? Ты уверена?

— Да, — Лариса кивнула, взяла сигарету, стала прикуривать. Курить она не умела, спички ломались, она очень нервничала. — Я была у врача.

У врача Лариса не была, просто и так сомневаться не было причин.

— Ты понимаешь, Толя, если я сделаю аборт, у меня никогда больше не будет детей.

Если бы это говорила сейчас Марианна, он плакал бы от восторга, он бы стоял перед ней на коленях, он умолял бы ее родить ребенка. Но перед ним сидела Лариса, и он не представлял себе, зачем ему ребенок от Ларисы, совсем, как выяснилось, чужой ему женщины.

— Понимаешь, Толя, — повторила Лариса. — Никогда больше в будущем не будет у меня детей.

Чугунов про себя удивился: «О чем она говорит? О каком будущем? Ведь ей тридцать четыре года. Уже сейчас поздно заводить ребенка». Но от этой мысли ему стало немного стыдно, ведь он был добрым парнем.

Так как Чугунов молчал, Лариса сказала:

— Я решила оставить ребенка… И потом, поздно делать аборт… Что ты думаешь?

— Не знаю, — с трудом произнес Чугунов слова, которые произносят мужчины на всей планете, когда узнают от женщины, которая перестала интересовать, что вскоре станут отцами.

— Не знаю, — повторил Чугунов. — Поступай, как считаешь нужным.

— Ты не против? — Глаза Ларисы набухли слезами. Совсем не таких слов ждала она. Она надеялась, что он скажет: «Какой вопрос! Мы немедленно поженимся, и будет у нас маленький Чугунчик!»

Чугунов молчал и молчал. Потом спросил:

— Хочешь кофе? Я сварю.

— Свари! — ответила Лариса, а сама лихорадочно думала: «Я все делаю не так, совсем не так. Ведь он же любит меня. Он просто растерялся. Не может быть, чтоб не любил, он был так предупредителен…»

Когда Чугунов поставил перед ней чашечку с кофе, Лариса, мягко улыбаясь и глядя на него блестящими глазами, сказала:

— А вообще не держи это в голове, Толенька. Я же сама так решила.

И он тоже, ее утешая, сказал:

— Все обойдется.

После этого довольно неясного объяснения Лариса задумалась. Аборт, конечно, сделать было можно, но этот еще не родившийся ребенок был ее последней надеждой не остаться одинокой.

Конечно, можно родить без мужа, сейчас это даже стало своего рода модой. Пока родители живы, у нее есть семья, хотя они, конечно, старенькие, на восьмой десяток перевалило. А так у нее все же будет ребенок. И женщина с ребенком — это всегда престижнее, чем женщина без ребенка. А может быть, у Толи появится чувство к ребенку, и он женится, тогда, о, тогда совсем хорошо, — так лихорадочно думала Лариса. Но это была внешняя нить ее рассуждения, была еще внутренняя, совершенно подспудная: она хотела выйти за Чугунова замуж. Именно замуж. Но это было такое тайное желание, что не то что лучшей подруге — она самой себе в этом не признавалась. Да, она хотела быть счастливой, хотела иметь мужа — разве было что-то зазорное в ее желании?..

Лариса рассказала обо всем матери, та разахалась:

— Ларочка, никакого аборта, вырастим. О чем разговор! Конечно, вырастим.

Подруга Галка сказала:

— Оставляй! Женится! Никуда не денется. В одной организации все-таки служите.

Она была цинична эта Галка, но Ларису почему-то приободрили эти слова.

5

Если попытаться одним словом определить состояние Чугунова после объяснения с Ларисой, то, пожалуй, можно сказать, что ему было стыдно.

Стыдно перед Ларисой, что не нужен ему этот ребенок, что пропал у него всякий интерес к ней, причем не тогда, когда он узнал о ребенке, а еще до этого. Стыдно за собственную мягкотелость — ну на что она сдалась ему тогда, эта Лариса, зачем он пригласил ее к себе?.. Шашни на работе, зачем это?

Вообще Чугунов был противен сам себе. Он попросился в какую-то долгую командировку на Урал, просто чтоб отойти от этой истории.

Вернувшись, он встретил Ларису в коридоре, поговорил о том о сем две минуты, о встрече вне работы не заикнулся, а Лариса не посмела.

Она жила теперь в каком-то лихорадочном состоянии — все мысли, чувства, желания ее были прикованы к Анатолию Чугунову, но она не видела с его стороны ни малейшего жеста навстречу ей.

— Надо что-то делать, — говорила Галка, — надо как-то наладить отношения.

— Но как? — восклицала Лариса. — Я не могу унижаться! Не могу навязываться!

— Угомонись. В конце концов, он отец твоего ребенка. Он же не отказывается!

— Еще бы!

— Позвони ему домой.

— А что я скажу? Два месяца не звонила, и вдруг — здрасте.

— И дура, что не звонила. Позвони, попроси какую-нибудь книжку. Звони сейчас же.

Они сидели после работы в Галкиной квартире, пили чай, и телефон стоял тут же, на столе, потому что Галке непрерывно звонили какие-то подруги и друзья.

— Звони, — приказала Галка, и Лариса покорно сняла трубку.

Потом она ужасно была благодарна Галке, что та ее заставила позвонить. В тот раз она попросила достать какую-то книгу, после позвонила просто так, а дальше стала звонить почти каждый вечер, хотя разговоры не очень клеились.