Происшествие - [59]

— Не надо, Павел Николаевич. — Ведерников сидел, сложив руки на животе. — Торговое дело я, конечно, знаю, поэтому говорите правду. Чистосердечное признание всегда лучше. Поверьте. И учитывается при вынесении приговора. Вы же понимаете, что за ваши дела орден вам не дадут. Любишь кататься, люби и саночки возить. Вам деликатесов очень много отпускалось, а в кафетерии вы лишь часть использовали. Куда остальное-то девалось?

Полькин молча закурил новую сигарету.

— Я вот не могу понять, за что это директор Курортторга Кирпичников так к вам милостив был. Все лучшее в ваш гастроном отпускал.

— Не знаю, — сказал Полькин. — Ему виднее, кому что отпускать.

— И птицу второго сорта в основном вам отпускал. Почему?

— Не знаю, — снова проговорил Полькин.

— Иван Иванович Постников постоянно брал у вас продуктовые наборы. Икру, сервелат и прочие радости земные вы ему продавали?

— Иногда.

— Как же иногда? Постниковой дочке в Москву за два года более трехсот банок деликатесов направили. Это уж не иногда. Вот вы говорите, что каждый заказ рублей двадцать стоил. Значит, за год получается тысяча рублей, а за два — уже две. Наборы эти у вас семь человек получали — выходит, за два года четырнадцать тысяч. А в кассу эти деньги не поступали. Значит, тоже в карман положили?

Полькин решительно загасил сигарету о пепельницу.

— Никто из них денег за продукты не платил.

Ведерников удивленно захлопал ресницами.

— Как не платил? — переспросил он. Такого еще ему не приходилось встречать — директор магазина совершает хищения для того, чтоб бесплатно кормить чужих людей. — Почему не платили?

— Не платили, и все!

— Не понимаю.

— А что было делать, Вадим Петрович? Приказывают. Они — начальство, как откажешь. Тому же Кирпичникову. Начальник торга. Он для нас и бог и герой.

— Станет Кирпичников из-за двадцатки мелочиться. Не выдумывайте, Полькин.

— Из-за двадцатки? — насмешливо переспросил Полькин. — Да за двадцатку я ни одного набора не делал. От шестидесяти рублей до ста пятидесяти… Вот как…

— Ой, Полькин! — усомнился Ведерников. Он не верил Полькину. — На сто пятьдесят рублей продуктов на семью на целый месяц можно купить.

— Смотря какие продукты. Ясно, что не пшено и маргарин они у меня брали. Икру, коньяк, шампанское, балыки… Да что говорить, — Полькин махнул рукой. — Вот куда денежки шли…

— Так, — сказал Ведерников, не удержался и закурил третью сигарету, которая полагалась ему после обеда. — Так-так… Допустим, Кирпичников над вами начальник. А Постников при чем тут?

— Он же нас курирует. Что хочешь может с нами сделать… Стал бы я иначе с этими курами мараться. Где бы еще я взял деньги, чтоб их «кормежкой» обеспечивать.

— Ну а Тухманов?

— Тухманову наборы выдавать Кирпичников распорядился. Он же строительством ведает. А торговле всегда строители нужны: склады, магазины строят. Да, если б только эти продуктовые наборы… Как из Москвы кто из начальства приедет, сразу звонят: «Паша, организуй стол в ресторане». Организуй — значит обеспечь угощение и выпивку по первому разряду и оплати все. А как ты вывернешься, никого не интересует.

— Но как же это началось, расскажите, Павел Николаевич, по порядку, — попросил Ведерников, которого очень взволновало признание Полькина.

У окна на любимом месте Валентина Петрова сидел полковник Королев и глядел, как Ефросинья Викентьевна варит кофе. У него в кабинете лопнула батарея, и он, по его словам, временно эвакуировался, пока не закончатся ремонтные работы.

— Щукин, — говорила Кузьмичева, — в момент убийства был возле подворотни, шерсть оказалась у него… От сестры он ушел около восьми, — это она подтверждает и соседи… Двигается он хотя и медленно, но минут десять на убийство у него могло быть. Вид у него очень располагающий, добродушный. И если он о чем-то попросил Машу, вряд ли бы она ему отказала. — Ефросинья Викентьевна вздохнула. — Но зачем ему убивать Машу?

— Итак, у тебя уже два кандидата на роль убийцы: Кирпичников и Щукин, — сказал Королев. — Но ни у того, ни у другого мотивов для этого вроде нет.

— Три, — поправила Кузьмичева. — Высокий человек, который уронил, по словам Щукина, шерсть. Впрочем, это мог быть и Кирпичников… А в Угорье посадили директора гастронома, который снабжал Постниковых деликатесами.

— Интересно, — проговорил Королев и сунул незажженную трубку в рот.

— Курите, — разрешила Ефросинья Викентьевна. — Чего уж!

— Я бросил, — кратко сообщил полковник.

— Ах, вот как! — улыбнулась Кузьмичева. — Вам один кусок сахара или два?

— Сегодня я пью без сахара.

— Значит, Валентину больше достанется. С другой стороны, могло быть и так. Щукину нужны были сигареты, он увидел Машу, спросил, не найдется ли закурить. И Маша, она ведь курила, дала ему и сама закурила. Но на улице стоять с сигаретой постеснялась, зашла в подворотню, Щукин за ней, разговорились. И он нечаянно ее толкнул… Ведь если б не было этого рельса, о который Маша ударилась головой, то она б отделалась лишь ушибами.

— Увидев, что девушка убита, Щукин взял шерсть и пошел домой. Непохоже. А где Маша взяла сигареты? При ней же не было никаких сигарет.

— Может быть, они лежали в пакете с шерстью?