Происшествие - [54]

Постников не ответил. Вздохнул, положил трубку и выключил телефон.

История с Полькиным была ему неприятна, приятельство с ним накладывало тень на его репутацию. Впрочем, думать об этом Постникову не хотелось. Он посмотрел на часы, было без трех минут девять. Включил телевизор, ожидая, когда начнется программа «Время».

Каждое утро Вадим Петрович Ведерников выпивал две чашки крепчайшего кофе, выкуривал сигарету и, обложившись актами ревизий, накладными, бухгалтерскими книгами, углублялся в работу. Помаргивая светлыми ресницами и время от времени пошмыгивая носом, он выписывал аккуратным почерком длинные столбцы цифр и просчитывал их на счетной машинке.

Из кабинета он почти не вылезал, лишь иногда брал машину, ездил по разным организациям, проверял какие-то документы, разговаривал с людьми, что-то писал в свои блокнотики, которых у него почему-то всегда было несколько, и возвращался к письменному столу.

Иногда он заходил в кабинет к майору Синицыну — что-то докладывал, высказывая разные просьбы, и тогда другим сотрудникам давались определенные поручения, а результаты их работы тоже ложились на стол Ведерникова.

В один из дней, придя на работу, он не стал доставать из сейфа бумаги, а наоборот, даже засунул в ящик перекидной календарь. Выкурив первую утреннюю сигарету, Ведерников посмотрел на часы, — было ровно девять. Он вышел из-за стола, открыл дверь в коридор. Напротив кабинета на стуле сидела щуплая старушка в белом, по-деревенски повязанном платке.

— Соловьева Алевтина Семеновна? — спросил Ведерников.

— Я, касатик, — кивнула старушка.

— Ну заходите, Алевтина Семеновна. Садитесь. Пригласил вас в надежде, что вы окажете мне кое-какую помощь.

— Да уж какая от меня помощь! Седьмой десяток разменяла.

— А это мы посмотрим, — улыбнулся ей Ведерников. — Вы работаете уборщицей в гастрономе номер один. Так?

— Так.

— Расскажите мне, что вы знаете о заказах, которые отдельные покупатели получают в вашем магазине?

Соловьева развела руками.

— Да что я, милок, знаю-то? Мало чего знаю. Я работаю в гастрономе, почитай, тридцать лет. Как построили его в пятьдесят шестом, так и пришла сюда. — Она говорила нараспев, и Ведерников слушал ее речь с удовольствием. — Все было у нас хорошо, пока не пришел к нам директором Полькин. Вот гусь! Уж такой это гусь, я тебе скажу. Все у него по блату. Все с черного хода. Заказы эти сам вместе со старшим продавцом Печкиным отпускает. Выдает по особому списку.

— Много народу отоваривает? — спросил Ведерников.

— Ой нет, не много! Начальство! Кирпичников из торга к нам ездит. Из горисполкома начальник, ну тот, у которого дочку убили… Да, я думаю, человек семь… Большие такие коробки им накладывает. — И старушка, развела во всю ширь руки, показывая размер коробок.

— По праздникам?

— Какое по праздникам, милок! Почитай, каждую неделю ездят. А вот мой племянник на стройке главным инженером работает, а ему не дают. Хотя он тоже начальник. А я знаешь, касатик, как-то нашу кассиршу Марусю спрашиваю: а почем же эти заказы будут? — Старушка сделала круглые глаза и сказала почему-то шепотом: — А она мне говорит: «Не знаю. Их через кассу не пробивают». Не иначе как этот гусь Полькин денежки себе в карман кладет!

— Вы думаете?

— А чего ж в кассу-то деньги не сдает? Они с Печкиным на пару мухлюют. Дружки закадычные. Слух прошел, что его скоро заместителем директора сделают. А тут как-то я в подвале подметала. Гляжу, какая-то железка валяется. Подняла, а это паяльник. Думаю: и откуда взялся он тут? Чего тут паять-то? Из техники только розетка электрическая да лампочка под потолком.

— А что за подвал?

— Да птицу мороженую там держат. Ну вот. Стою, разглядываю паяльник, а тут Печкин влетает, как зашумит: зачем взяла, зачем пришла? Я говорю, пришла пол подмести, а на паяльник смотрю, удивляюсь: как он попал в это помещение?

— Ну и что же оказалось?

— А почем я знаю? Забрал Печкин у меня паяльник да ушел… Все шипел…

«Интересная деталька, — подумал Ведерников, проводив старушку. — Теперь понятно, каким образом на курах второго сорта оказалось клеймо первого. Государственную маркировку с кожи срезали, а свою ставили. Ну ловкачи! Интересно, а как же Печкин мне это все объяснять будет? Наверное, скажет, что чайник прохудился и он принес паяльник, чтоб залатать его».

Печкина Ведерников тоже на сегодня пригласил. Вадим Петрович уже установил: старший продавец был правой рукой Полькина и, конечно, не только знал обо всех махинациях директора, но и был, судя по всему, соучастником в них. Однако вряд ли он легко признается в этом.

Едва усевшись, Печкин попросил разрешения закурить и, получив его, тут же зажег сигарету. Курил он одну за другой, и скоро по тесному кабинетику плавали сизые облака дыма. Даже открытое окно не помогало.

— Про то, какой сорт магазину отпускают, я ничего не знаю, — говорил Печкин. — Я ведь в накладные не заглядываю. Директор сказал: первый сорт. Значит, продаем по цене первого сорта. Сказал: второй. Значит — второй.

— А вот паяльник-то вы для чего в магазин приносили?

— Это Соловьева вам наболтала? Вот «сарафанное радио»! Сплетница на сплетнице! Зачем паяльником пользуются? Чайник у нас распаялся. А если сам не починишь, кто тебе его починит? Это раньше, говорят, по улицам мужики ходили, кричали «паяем, лудим!». А теперь время другое — все своими руками делать приходится. Вон даже службы быта открывают: «Сделай сам!» — говорил Печкин, глядя на Ведерникова в упор серыми, навыкате глазами.