Происшествие на острове Мэн - [7]

— И они с этим справились?

— Абсолютным чувством времени никто не обладает. Разброс в определении прошедшего временного отрезка в целом велик, но не слишком.

— Почему ты думаешь, что произошедшее с тобой — аномально?

— Мое чувство времени после пребывания на Хоуп изменилось… на несколько порядков!

— В чем это выразилось?

— В определенной ситуации, например, мне казалось, что прошло минут пятнадцать, а часы показывали, что они ушли вперед всего на три минуты!

— Это значит…

— …что мои мыслительные процессы протекают теперь с необыкновенной скоростью.

— О себе я не могу такое сказать, — тихо проговорила Кларенс. — Но мне кажется, что я стала намного эмоциональнее.

— Вот видишь… Если на Хоуп решили поставить на нас эксперимент, то они не обязательно должны были наделять нас одинаковыми новыми качествами. Главное в том, как к такому эксперименту отнесутся на Земле…

— И потому ты решил скрыть все, что с нами произошло?

— Давай порассуждаем спокойно. Сейчас пока неясно, какими последствиями для нас самих может обернуться их вмешательство. Ширер сказал, что наши показатели умственного развития необыкновенно возросли после возвращения. Это может кое-кого навести на мысль, что Хоуп каким-то образом продолжает держать нас под контролем. В миролюбивых целях гуманоидов тоже могут сомневаться. Следовательно, не исполнители ли мы чьей-то злой воли?

— Эта подозрительность на Земле уже обернулась реками крови ни в чем не повинных людей! Неужели и к контактам в космосе мы будем подходить с теми же мерками?

— Я вижу, ты понимаешь, что меня волнует… Название искусственной планеты странным образом созвучно английскому слову «надежда», — продолжал Тур. — Я сделал все это — уничтожил документы экспедиции и уговорил тебя молчать — в надежде, что благодаря этому ничто не поставит под угрозу контакт с Хоуп.

— Я восхищена тобой, Тур, — задумчиво проговорила Кларенс. — Ты продумал все на несколько ходов вперед!

— У выдающегося английского ученого и фантаста Дэвида Лэнгфорда есть девиз: «Мыслите масштабно!» Я стараюсь ему следовать…

Целью сообщества планеты Хоуп является благоденствие всех и каждого в отдельности. Жизнь на планете не может продолжаться нормально, если кто-либо из гуманоидов почувствует себя несчастным…

(Из конституционной хартии планеты Хоуп)

Высокий большеголовый человек в ладно скроенном костюме поднялся навстречу Хартфелту.

— Рад с вами познакомиться, сэр Джон, — сказал премьер-министр, пожимая астрофизику руку.

Хартфелт про себя отметил, что вид у главы правительства озабоченный. «Скоро парламентские выборы, — вспомнил Хартфелт. Ему хотелось найти правильный тон разговора. — Да и годы уже немолодые: можно было устать от жизни».

Премьер тем не менее изобразил на лице дружескую улыбку и предложил ученому сесть.

— Я просил вас приехать, — начал он, — так как хочу разобраться в истории с экипажем «Клиффорда Саймака». Здесь, как вы знаете, собрались представители и эксперты ООН, специалисты из многих стран по космической медицине, особенно много психиатров, астронавты и космонавты, кибернетики, психологи, ракетчики, политологи, социологи и даже экологи… Не знаю, зачем здесь нужны некоторые из них. Словом, если еще прибавить армию газетчиков, то имя им будет легион. Они присутствуют на заседаниях и пресс-конференциях, высказывают тысячи предположений, обмениваются мнениями, спорят, порой яростно… Но ни один из них, на мой взгляд, не подал мало-мальски здравой идеи относительно поведения экипажа «Саймака».

Премьер сделал паузу, как бы приглашая гостя к диалогу.

— Я немало об этом размышлял, — отозвался Хартфелт, — старался поставить себя на место этих скитальцев космоса…

— Есть ли у вас какие-либо предположения, сэр Джон?

— Члены экипажа наверняка попали в обстоятельства, потрясшие их воображение.

— Причина — физические явления?

— Судить трудно, — сказал астрофизик, — но ведь из-за пустяков не уничтожают бортовой журнал. За такой проступок «Устав космоплавания» предусматривает суровое дисциплинарное взыскание, вплоть до отстранения от космических полетов.

— Но тут явно пострадала их психика, а это извиняющее обстоятельство, — возразил премьер-министр.

— И они еще не скоро выйдут из этого состояния, — заметил Хартфелт, — так что наказание, которое мог бы применить Международный центр космических исследований, просто не достигло бы цели… Да они и не собираются это делать… Хочу высказать одно предположение, — продолжал астрофизик. — Как это ни парадоксально звучит, но по-моему, экипаж столкнулся в космосе с тем, что вызвало у него не отрицательные, а… положительные эмоции. Если бы им хоть что-то угрожало, вселяло ужас или отвращение, они непременно поделились бы этим с нами. И уж тем более не помышляли об уничтожении документов на борту.

— Положительные эмоции — значит, напротив, они себя хорошо чувствовали, не были ничем угнетены, попали в благоприятные условия? — удивился глава правительства.

— Вот именно! — подхватил Хартфелт. — Они попали в благоприятные условия!..

— Почему же они не хотят об этом рассказать? — недоуменно развел руками премьер-министр.

— Им что-то мешает, — сказал Хартфелт. — Возможно, обстоятельства морально-нравственного порядка. Они чем-то связаны…