Такси остановилось у ворот дома Джемшира.
Из автомобиля вышел цирюльник Решид, за ним — мрачный Джемшир, Мамо и последним — Ясин-ага. Залоглу, сидевший на переднем сидении, рядом с шофером, помедлил и тоже вышел из машины. Он был, как всегда, в начищенных до блеска сапогах, туго подпоясанный… Не хватало только усов…
Цирюльник Решид шаткой от радостного волнения походкой проковылял через двор и вошел в дом.
Остальные остались ждать у такси.
— Она готова, Решид-ага, готова! — с поклоном встретила цирюльника его жена и показала на Гюллю.
Гюллю с отвращением оглядела обоих.
— Приехали, доченька. В такси приехали, специально за тобой, — сказал Решид.
— Приехали, так приехали. — Гюллю пожала плечами.
— А ты что же, разве не поедешь? — испуганно пробормотал Решид.
— А тебе что? Ты здесь за главного?
Решид смутился.
— Да нет, дитя мое, нам-то что, нам все равно. Наше дело — сторона…
Гюллю отвернулась. Под пристальными взглядами жен отца и соседок, с утра торчавших у них, она подошла к постели матери, опустилась на колени и прильнула лицом к желтой щеке Мерием. Мать обняла ее, засыпала лицо дочери поцелуями, и они обе разрыдались.
Не сказав ни слова, Гюллю поднялась, подошла к сундуку, где лежал готовым ее узел, взяла его и, глядя прямо перед собой, ни с кем не попрощавшись, вышла.
— Дай понесу узел! — предложил Решид.
Гюллю даже не взглянула в его сторону, решительными широкими шагами пересекла двор и остановилась у ворот. Насупленные брови, презрительно сжатые губы — такой стояла Гюллю: олицетворение ненависти к своим мучителям и толпе любопытных, противных ей людей.
Залоглу и цирюльник Решид кинулись открывать дверцу автомобиля.
Гюллю бросила в такси узел, села сама, забилась в угол и, обхватив голову руками, заплакала. Залоглу сел с шофером и поспешно захлопнул дверцу.
Решид, не торопясь, ни на кого не обращая внимания, обошел автомобиль и наклонился к Гюллю.
— Доченька, дитя мое, не надобно плакать при всех, — вполголоса сказал он.
Джемшир, понурившись, стоял в стороне, не зная, как вести себя, что говорить.
Подошел Ясин-ага и сунул ему в руку остальные пятьсот лир. Джемшир очнулся, посмотрел на свою руку с зажатыми в ней деньгами, потом на Ясина.
Ясин-ага пошел к такси, сел.
— Ну, до свидания!
— До свидания! — ответил Решид. — Счастье вам, счастливого вам пути, и да не оставит вас аллах!
Такси, провожаемое восторженными криками мальчишек всего квартала, рвануло с места, оставив после себя непривычный запах бензина, и скрылось за углом.
Гюллю рыдала. Она толкала дверцу, рвалась выпрыгнуть и вернуться к матери — иссохшей от горя, пожелтевшей, чужой и близкой, как никогда, — и спрятать лицо у нее на груди.
Такси медленно двигалось по узким улочкам, проваливаясь в выбоины на дороге, разбрызгивая вокруг себя грязь. В дверях домишек стояли женщины. Они заглядывали в лица пассажиров, а потом провожали такси долгими взглядами…
Цирюльник Решид потер руки и повернулся к Джемширу.
— Получил деньги?
Джемшир кивнул.
— Ну-ка! — попросил Решид. — Покажи.
— Вот.
— Полностью… Пойдем разменяем?
— Зачем? — будто сквозь сон спросил Джемшир.
— А мне ты разве ничего не дашь?
Джемшир протянул ему деньги. Решид бережно сложил их в бумажник, подхватил Джемшира под руку и увлек за собой.
