Происхождение религии - [2]
Мы причисляем антропологию к тем формам науки, которые уже вошли в современную традицию и оказывают влияние на нее. По иронии судьбы антропология возникла в той заброшенной области непознанного, к которой сейчас относят исследование психики. Британская Ассоциация предпочла отвергнуть антропологические записки, охарактеризовав их как «пустые мечты, основанные на россказнях путешественников». Не вызывает сомнений, что Британская Ассоциация отвергла бы и записки о ясновидении как пустые мечты, основанные на сплетнях старых баб или истерическом бреде. Конечно, изучение этих тем затрудняется обилием выдумок и фальшивок, именно поэтому антропология должна была бдительно охранять себя от «россказней путешественников», от европейского непонимания первобытных идей, от современных понятий и научных теорий, которые неосознанно переносились на варварские привычки, ритуалы, традиции и обычаи. Человек, ondoyant et divers[1], может быть предметом изучения как для антропологии, так и для психологии. Но человек (особенно дикий человек) не может быть вырван из сложных условий его жизни и быть изучен, как изучается вещество в ходе химического эксперимента в лаборатории. Кроме того, мы не можем застать человека в его «первобытном» состоянии, так как его интеллектуальное развитие началось далеко за рамками тех культур, которые мы сейчас можем наблюдать у самых слаборазвитых народов. Следовательно, материал, с которым имеет дело антропология, весьма неустойчив; свидетельства, на которых она основывается, требуют самого скептического критицизма, а многие антропологические выводы при отсутствии исторических данных, относящихся к далекому прошлому, неизбежно должны быть гипотетичными.
В силу этих веских доводов официальная наука долгое время смотрела подозрительно на антропологию. Ее сторонники не считались настоящими учеными, более того, из–за всеобщего презрения, на них смотрели как на «конченных людей», интеллектуальных изгоев, приверженцев одной дикой идеи. С позиций научного мышления, антропологи или этнологи были бандой субъектов, которые невнятно бормотали о змеином и фаллическом культах, об учениях аркайтов, о десяти затерянных племенах, которые могут внезапно объявиться в самых неожиданных местах. Утверждалось, что антропологи испытывают восхищение от нечестивых ритуалов грязных дикарей и пытаются найти рациональное объяснение тому, что в принципе не может быть объяснено. Изгнанники, отверженные, парии науки с неизбежностью попали в эту странную компанию. Но подобно тому, как аркайты и затерянные племена стояли у колыбели антропологии, вокруг изучения психических явлений, которое также не признавались официальной наукой, располагались угрожающие фигуры эзотерических буддистов, сатанистов, оккультистов, представителей христианской науки, спиритуалистов и астрологов.
Наконец, в этом сумасшествии было обнаружено рациональное зерно и даже выявлен некоторый метод. В нем содержалась идея эволюции. Признание, после многочисленных насмешек, палеолетических орудий реликтами человеческой культуры, по всей видимости, помогло антропологии проникнуть в священный круг узаконенного знания. Ее разработки давали обилие иллюстраций к учению м–ра Дарвина. Современные авторы, пишущие на эту тему, опираются главным образом на малосистематизированные взгляды своих предшественников в XVIII в. — Гоге, де Бросса, Миллара, Фонтенеля, Лафито, Буланже, а иногда даже Юма и Вольтера. Являясь первопроходцами, эти мыслители не были знакомы с историей изучения психики, в частности с идеями таких месмеристов и магнетистов, как Пейзекур, Аморетти,
Риттер, Эллиотсон, Мэйо, Грегори. Они всегда следовали тем же путем, каким впоследствии шли Лёббок, Тайлор, Спенсер, Бастиан, Фрэзер, а не тем, каким пошли Гёр- ней, Рише, Майерс, Жане, Дессуар, фон Шренк–Нотцинг. Но первые исследователи были в гораздо меньшей степени озабочены проблемой метода и проблемой достоверности.
Достоверность! Она была камнем преткновения для антропологии. В поздних работах м–ра Макса Мюллера мы все еще слышим эхо былых сетований. Вы найдете у столь любезных для вас дикарей, — говорит м–р Макс Мюллер, — все, что'вам нужно, и это критическое суждение (по отношению к некоторым антропологам) вполне оправдано. Вы можете, вооружившись карандашом, бегло просмотреть несколько книг путешественников и подобрать те примеры, которые будут подтверждать вашу точку зрения. Предположим, учитывая рассматриваемую в настоящее время тему, что вы придерживаетесь теории, согласно которой у дикарей можно обнаружить проблески веры в Высшее Бытие. Вы без труда найдете свидетельства, подтверждающие эту теорию. Предположим, вы захотите показать, что у дикарей совсем отсутствуют религиозные идеи; и для этой точки зрения вы найдете достаточно свидетельств. Но ваши выводы будут сплошь и рядом основываться на показаниях наблюдателей, которые не знают языка туземцев, которые имеют пристрастие к той или иной теории, которые подвержены тем или иным предрассудкам. Можно ли строить науку на таких шатких основаниях, учитывая к тому же, что дикари иногда желают ублажить путешественников или мистифицировать их, что иногда дикари отвечают наобум или сознательно умалчивают о своих самых священных институтах, что они, наконец, могли никогда не обращать внимания на интересующий путешественника предмет?
Четвёртая в серии цветных сборников Эндрю Лэнга, «Жёлтая книга сказок» под красочной обложкой таит русские, французские, венгерские, исландские и даже индейские сказки. Увлекательные истории о принцах и принцессах, ведьмах, феях и драконах были собраны воедино и переведены на английский Эндрю Лэгом и собратьями по перу, а для русского читателя их с доблестью перевела Юлия Фокина. По традиции неповторимые иллюстрации к сборнику были созданы Генри Джастисом Фордом.
Когда в королевской семье появляется наследник, то на его кристины, как правило, слетаются феи, дабы одарить младенца удивительными и волшебными дарами. Как водится, среди этих фей обязательно находится чем-то обиженная особа, которая в отместку за нанесенное оскорбление наделяет наследника какой-нибудь пакостью в виде проклятья скорой смерти или черты характера, которая способна сделать ее обладателя несчастным. Именно это и произошло с принцем Зазнайо, когда, помимо ковров-самолетов, сапог-скороходов, шапки-невидимки и прочего полезного скарба, он получил дар «быть слишком умным».
Книга посвящена исследованию вопроса о корнях «сергианства» в русской церковной традиции. Автор рассматривает его на фоне биографии Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского; 1943–1944) — одного из самых ярких и противоречивых иерархов XX столетия. При этом предлагаемая вниманию читателей книга — не биография Патриарха Сергия. С. Л. Фирсов обращается к основным вехам жизни Патриарха лишь для объяснения феномена «сергианства», понимаемого им как «новое издание» старой болезни — своего рода извращенный атеизмом «византийский грех», стремление Православной Церкви найти себе место в политической структуре государства и, одновременно, стремление государства оказывать влияние на ход внутрицерковных дел. Книга адресована всем, кто интересуется историей Русской Православной Церкви, вопросами взаимоотношений Церкви и государства.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Книга отражает некоторые результаты исследовательской работы в рамках международного проекта «Христианство и иудаизм в православных и „латинских» культурах Европы. Средние века – Новое время», осуществляемого Центром «Украина и Россия» Института славяноведения РАН и Центром украинистики и белорусистики МГУ им. М.В. Ломоносова. Цель проекта – последовательно сравнительный анализ отношения христиан (церкви, государства, образованных слоев и широких масс населения) к евреям в странах византийско-православного и западного («латинского») цивилизационного круга.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.