Прохладное небо осени - [28]

Токарев почти виновато (неужели Сева прав, что начальство перед ней робеет? Дожила, посмеялась про себя Инесса) предложил:

– Давайте где-нибудь позавтракаем? Я только что с поезда...

Кажется, поставила человека на место, хотя сама испытала неловкость оттого, что сумела смутить его. Немножко мягче сказала:

– Позавтракать, можно в кафе-молочном. Здесь недалеко.

Почему, думала она, человек меняется только оттого, что видишь его в иных, чем обычно, обстоятельствах, в другой обстановке? Здесь, в холле ленинградской гостиницы, Токарев, в берете, мало похож на того, кого она знала в институте. Там – спроси ее, какого цвета у него костюм и галстук, она не сумела бы ответить, а сейчас все разглядела: и пальто, и берет, и рост – выше среднего, и мужественный, из прямых линий профиль. Как шутила Инесса: мужчины, имеющие такой профиль, для нее – мужчины, остальные же просто люди мужского пола.

Но хотя она все это заметила и хотя профиль был безусловно мужественный, она опять ничего, кроме досады и обиды, не испытала к этому человеку, нарушившему налаженный и прекрасный ход ее дней. Так славно она себе разметила сегодняшний день: с кем в институте посоветоваться, какие еще материалы посмотреть – не исключено, что Полосухин сегодня уже появится, а если нет, то в понедельник должен уж быть непременно, и все бы она согласовала и обо всем, скорей всего, договорилась бы, не такое ей удавалось сделать, – и вернулась бы в Москву, справившись со своей миссией без всяких нянек. Так нет же – приехал.

И когда, спустившись в лифте, они вышли на улицу, Инесса полюбопытствовала:

– Вы приехали мне на подмогу? Но ведь Полосухина все равно нет.

– Однако вы зачем-то едете в институт? – он уловил ее иронию.

– Я же должна ходить на работу. – И добавила серьезно: – В десять часов я договорилась встретиться с Саркисяном. – Она взглянула на Токарева: оценил он или не оценил ее предприимчивость и сообразительность?

Оценил:

– Вот это правильно. Я как раз хотел спросить насчет Саркисяна. Если его перетянуть на нашу сторону...

– В принципе он готов кооперироваться. Думает, что и у Полосухина не будет возражений, если мы дадим гарантию...

Они вошли в кафе, сели за столик. Токарев внимательно слушал Инессу – с кем и о чем она успела за два дня поговорить, что выяснить. Эта его внимательность постепенно раздобрила ее, под конец она спросила:

– Теперь убедились, что вам не было особой необходимости на данном этапе оставлять Москву, отдел и все свои дела? И спешить мне на выручку?

– А с чего вы взяли, что я приехал выручать вас? – Он был доволен, что поставил ее в тупик. Объяснил: – Меня вызвали на конференцию. Я воспользовался случаем. Как говорится – ум хорошо, два лучше.

– А-а, – только и смогла сказать Инесса.

Он посмотрел на часы:

– В десять начнутся доклады, кое-что я хотел бы послушать, а к четырем подъеду в институт. Попросите заказать мне пропуск. – Он снова был деловито-сух. Опять ее не боялся, если когда-нибудь и боялся. Самоуверенная ты личность, Инесса Михайловна Коноплева.

В институте он появился ровно в четыре. Разыскал Инессу – она торчала в КБ; после разговора с Саркисяном потребовалось что-то уточнить – некоторые параметры, исходные данные, – обычная работа, всегда Инессу увлекавшая. Что-то Токарев, поглядев на ее наметки, одобрил, с чем-то не согласился – он быстро улавливал суть, с ходу решал, это производило впечатление. Кое о чем поспорили – и она согласилась, и он в чем-то уступил, вместе еще раз побывали у Саркисяна – Инесса с удовольствием отмечала, как они все трое с полуслова понимают друг друга – перелистывают документы, листы схем – не инженеру, не специалисту все их разговоры, дела – за семью замками; слова русские, а все равно как если бы говорили на малораспространенном исландском или языке майя. И этот общий, непонятный непосвященным язык объединяет, сближает самых чужих людей.

На лестнице, когда спускались в раздевалку, на Токарева налетел какой-то мужчина с криком: «Юрка!» Тот тоже ему обрадовался: Инесса смогла узнать, какой Токарев, когда улыбается.

Очень все-таки странно, что для кого-то Токарев – Юрка.

– Сколько мы с тобой не виделись? А старики твои живы? – Мужчина не обращал внимания на Инессу. – А у нас здесь еще Сыромятников Илья работает... Ты надолго? Веру с собой не прихватил?.. Надо бы встретиться, а? Завтра суббота, короткий день, ты ко мне загляни. – Он объяснил, где в институте его искать, и, как мальчишка, поскакал вниз по лестнице.

– Институтский соученик, – объяснил Токарев Инессе, когда что-то в нем улеглось. – У меня их здесь полно, в ленинградских НИИ.

– Вы учились в Ленинграде? – удивилась Инесса.

– Я – ленинградец, – кивнул Токарев. – Родители и сейчас здесь живут. Еще не повидал их, позвонить только успел, чтобы ждали.

Вот это новость! Почему-то было приятно узнать, что Токарев – ленинградец. Все-таки к ленинградцам Инесса имела особые чувства. И понятно – земляки же. С Токаревым, как она предполагала, они примерно ровесники. Если он и старше, то ненамного – на год, другой. Значит, знают они об этом куске земли и помнят многое одинаково. Это – пустяки, но они все равно сближают людей. Наверно, он помнит «американские горы» в саду Народного дома? И как захватывало на них дух? И деревянную еще, торцовую мостовую на Невском? И белые ночи над Невой, когда тебе шестнадцать? В двадцать, в тридцать они другие.