Прохладное небо осени - [27]

Но, как пообещала, к главному инженеру Гольдину пошла. Решать не будет, но можно попробовать склонить его на свою сторону, чтобы, когда наступит время обсуждения и решения, он ее поддержал.

Гольдин был до чрезвычайности любезен с московской гостьей, но не только ничего не обещал, но и вникать в то, что объясняла ему Инесса, не стал. Так любезно, расположенно не вникал, уходил от разговора, что и обижаться на него было невозможно. Почти совсем уже перевелись такие галантные, такие импозантные мужчины в наши дни.

– Он разговаривал со мной, как английский лорд с леди Гамильтон, – сообщила Инесса, вернувшись в конструкторское бюро, где проводила свой второй не очень плодотворный рабочий день. – Он не окончил, случайно, Оксфорд?

– Это он от природы такой одаренный, – пояснил кто-то. А другой добавил:

– К тому же имеет слабость к интересным женщинам. Наш институт на весь Ленинград славится своими красотками. А если попадаются дурнушки, значит, Гольдин был в отпуске, когда их оформляли.

Начальники полагают, что подчиненные думают о них то, что они сами думают о себе. Или то, что хотели бы, чтобы о них думали. Наивные начальники. Станут ли так злословить над рядовым или даже ведущим инженером?..

Все же вчерашний день прошел не совсем без толку. Свою точку зрения тем легче отстаивать, чем лучше уяснил противоположную. Кажется, Инесса кое-что уяснила.

...Начиналось утро ее третьего дня в Ленинграде. Поверить, что всего – третьего, было трудно, если бы не неподкупный календарь.

Она шла по коридору, несла ключ от номера и еще издали увидела сидящего в кресле у столика дежурной мужчину. Неприятная догадка прямо-таки пронзила ее.

Так и есть. Явился. Собственной персоной. В этой же гостинице с помощью приятеля Мельникова поселился? Не хватало еще – жить с начальником в одной гостинице. Или в соседних номерах, чего доброго.

Не доверяет. Боится, что Инесса без него тут не справится. Не с такими делами справлялась. Она давно уже жила с ощущением, какое знакомо хорошему пловцу в глубокой воде: приятность от уверенности в себе; такую же вот уверенность она испытывала в скромном своем инженерском деле. Она не открывала америк, даже не участвовала в сколько-нибудь крупных разработках – так ведь кому повезет в них участвовать, кому и нет, однако в повседневной, невидимой человечеству, но оттого не менее человечеству нужной для прогресса работе она испытывала то самое приятное ощущение пловца, которому ничего не трудно: на спине, так на спине, кролем – пожалуйста, брассом – сколько угодно. До того буйка или до самого дальнего? Так и она во всех этих технических заданиях, графиках, схемах, формулах. Не открыватель, а всегда творчество. Сколько за жизнь она решила разных инженерных задач? Не счесть. Премии получала. Никогда не жалела, что выбрала эту, а не другую специальность. Немножко даже гордилась: радиоэлектроника, передовая наука. Иногда, уставши от жизни – каждый день одно и то же, раннее вставание, переполненное метро, опустошенные к вечеру прилавки магазинов, уборка, готовка – Варвара помогает, но тогда лишь, когда позволяет ей время, – иногда, уставши от всего этого, Инесса ворчала, что вовсе не женское дело – инженерия, пока не раскрепостили женщину от плиты и корыта; что не дождется, когда можно будет уйти наконец на пенсию; что вот умные женщины в технические вузы не идут, а идут в гуманитарные, и жизнь у них совсем иная, как, например, у Ани Нефедовой – Аня удрала со второго курса радиофака, кончила иняз, работает переводчицей, объездила чуть не весь мир, а когда не ездит по европам, то не бегает спозаранок снимать табельный номерок, а сидит больше дома, сама себе хозяйка, что-то переводит. Вот это для женщины жизнь. Или Алла Петровская, знакомая журналистка, – как ни позвонишь в редакцию, никогда ее нет. То она в командировке, то после командировки «отписывается», то вообще никто не знает, где она и когда будет. А зарабатывает – Инессе не мечталось: зарплата да еще не меньше на гонорарах. Инесса ворчала, однако понимала, что сама журналисткой стать все равно бы не могла, если бы даже предвидела преимущества для женщины этой профессии, – не было к ней ни тяготения, ни призвания, точно так же вряд ли смогла бы она стать переводчицей с французского и английского, да еще такой первоклассной, как Аня Нефедова. Кроме того, сколько Инесса ни ворчала, а любила именно ту жизнь, какой много лет жила, – то ли оттого, что привыкла к ней, но скорей потому, что ощущала себя квалифицированным и знающим специалистом, работником, с которым считаются, которому доверяют и которого уважают именно за то, что он хорошо, умело справляется со всякой работой, какую бы ему ни поручили. И поэтому появление в Ленинграде Токарева Инесса восприняла как обидное к ней недоверие, неуважение и принижение ее профессиональных достоинств.

Токарев, похоже, был обескуражен выражением Инессиного лица.

– Я не знал, когда вы встаете, не хотел звонить...

– Я езжу в институт к девяти часам, – холодно сообщила Инесса. Он воображает, что без его недреманного ока сотрудники валяются в постелях до обеда.