Прогулки вокруг груши - [8]
С помощью слуг Адальберт похитил несчастную и упрятал ее в монастырь. Но не взял в расчет, что среди Христовых невест тоже были сторонницы языческих ритуалов, поэтому благородной семье не составило труда быстро найти убежище дамы. Слуги этой семьи выкрали греховодницу, и муж ко всеобщему удовлетворению собственноручно прикончил ее. Боясь народного гнева и самосуда, Адальберт бросил свою епархию и вместе со свитой отправился искать убежища к язычникам венграм, рассчитывая на больший успех. От своих послов он уже знал, что князь венгерских племен Геза склоняется к христианству. В стольный град Венгерского княжества он прибыл в 994 году и сумел крестить многих знатных венгров. Долго ли он оставался здесь, мы не знаем. Известно лишь, что он оставил в Венгрии своего помощника Астрика, ставшего придворным советником первого венгерского короля в делах христианизации. Именно Астрик весной 1001 года во главе миссии отправился в Рим за благословением к папе Сильвестру II.
Адальберта к этому времени в живых уже не было. О том, как сложилась его судьба, известно немного. Какое-то время он находился при дворе князя Болеслава, причем оказался там не потому только, что откликнулся на призыв польского князя обратить наконец язычников пруссов в Христову веру, но и по той причине, что пражский двор не хотел и слышать о том, чтобы он снова стал епископом чехов. С тех пор как рухнула Берлинская стена, это величайшее сооружение времен “холодной войны”, и миру снова стали доступны прежде изолированные, зажатые между сильными западными демократиями и советской державой страны, толпы изумленных туристов и взволнованных предпринимателей открывают для себя этот нетронутый цивилизацией, покрытый сумрачными лесами и кристально-чистыми озерами польский край, где язычники пруссы зарезали епископа Адальберта вместе со свитой. Болеславу, чтобы предать земле поруганные останки епископа по правилам своей новой веры, пришлось заплатить за него баснословный выкуп. После этого более двухсот лет польские князья даже не помышляли о насильственной христианизации прусских соседей. И только в 1226 году князь Конрад Мазовецкий заключил договор с великим магистром основанного в Палестине немецкого ордена, который заручился гарантиями понтифика и императора Священной Римской империи в том, что в награду за христианизацию и колонизацию он действительно получит область Хелмно и земли прусских племен, как обещал ему польский князь. Полвека во имя христианской любви длилась кровопролитная война
с язычниками. Даже наша дикая груша не упомнит столь давних времен.
Зато неподалеку от нее растет древний каштан, которому, по утверждениям лесников, не менее восьмисот лет. По нескольку раз в год я совершаю к нему паломничество. Своей прочностью он напоминает крепость. Стоит, вскарабкавшись на пригорок, на тихой лесной опушке.
Когда он еще только подрастал, местных жителей удалось наконец-то обратить на путь истины. Но окрестность от этого изменилась мало, следов
не осталось, да их и не было. Даже в обычаях, в оборотах речи перемены почти не прослеживаются. Никто не призывает на помощь ни Иисуса Христа, ни Деву Марию, к ним не взывают, их не бранят, а если человек попадает в беду, то в лучшем случае поминает Бога. Во многих селениях, ютящихся на вершинах холмов, до сих пор нет храма, что объясняется вовсе не только бедностью. И только в трех небольших церквушках, основы которых заложили в раннем Средневековье миссионеры, службы проходят до сего дня. Куда ни глянь — ни часовен, ни придорожных распятий. Для укоренения христианства в этих древних поселениях просто не было времени, да и методы насаждения христианской любви, видимо, были не слишком-то убедительными. О том, что здесь проживают христиане, напоминают разве что намогильные камни да сооруженные из бревен звонницы.
Когда свободно избранный парламент Третьей Венгерской республики законодательно урегулировал отношения государства и церкви и впервые в истории не поставил один институт над другим, а соподчинил их, я решил поделиться испытываемой от этого радостью с пожилым соседом, с которым ехал
в автобусе. Мне хотелось вместе с ним ликовать по поводу обретенного права на свободу вероисповедания. Он долго молчал. А потом, озабоченно и явно испытывая недоверие к принятому закону, ответил, что ему не хотелось бы, чтобы по воскресеньям его внуков гнали в церковь жандармы, как когда-то его самого.
Названия поселений состоят здесь из двух частей — из имени собственного, то есть чьей-то фамилии, и имени нарицательного, обозначающего тип поселения. Последнее в древневенгерском языке означало поляну, лесную вырубку,
а позднее — именье, вотчину. Каждая деревня была здесь когда-то дворянским поместьем. И ныне живут в этих деревнях потомки тех крепостных ратников, которые защищали границу и которых за их многолетнюю службу и переход
в новую веру в 1178 году король Бела III, а несколькими десятилетиями позднее и король Андраш II освободили от рабства и возвели в дворянство. Имена этих новых дворян свидетельствуют не только о венгерском, но и турецком, куманском, славянском и даже валлонском происхождении. Известно также, что сегодня они живут не совсем там, где некогда поселились их предки. Изначально деревни располагались не на холмах, а в широких долинах и на пригорках вблизи ручьев. Раскопки, произведенные в конце девятнадцатого века,
Петер Надаш (р. 1942) — прозаик, драматург, эссеист, лауреат премии Кошута (1992) и ряда престижных международных литературных премий. Автор книг «Конец семейного романа» (1977), «Книга воспоминаний» (1986) и др., получивших широкий резонанс за пределами Венгрии. В период радикальных политических изменений П.Надаш обратился к жанру публицистической прозы. Предметом рефлексии в эссеистике Надаша являются проблемы, связанные с ходом общественных перемен в Венгрии и противоречивым процессом преодоления тоталитарного прошлого, а также мучительные поиски самоидентификации новой интегрирующейся Европы, нравственные дилеммы, перед которыми оказался как Запад, так и Восток после исторического поражение «реального социализма».
Петер Надаш (р. 1942) — венгерский автор, весьма известный в мире. «Конец семейного романа», как и многие другие произведения этого мастера слова, переведены на несколько европейских языков. Он поражает языковым богатством и неповторимостью стиля, смелым переплетением временных пластов — через историю одного рода вся история человечества умещается в короткую жизнь мальчика, одной из невинных жертв трагедии, постигшей Венгрию уже после Второй мировой войны. Тонкий психологизм и бескомпромиссная откровенность ставят автора в один ряд с Томасом Манном и делают Надаша писателем мировой величины.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Предлагаемый текст — о самой великой тайне: откуда я пришел и куда иду? Эссе венгерского писателя скрупулёзно передает личный опыт «ухода» за пределы жизни, в зыбкое, недостоверное пространство.
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.