Прогулки по Раю печали - [21]

Тим оборачивается — и молчит.

Стах произносит уже тише:

— Да, да, ладно, Тиша, все держалось на соплях, но я на этот долбаный способ увезти тебя поставил все. Я — на тебя — поставил все…

Тим размыкает губы. Чтобы сказать какую-нибудь херню. Вроде его обычной херни про смысл, про Стаха — не дурак ли он, про себя — с неверием.

Стах говорит вперед него:

— Я наошибался — везде. В тебе — не ошибался.

Тим молчит. Осматривается — и, может, вспоминает, что вокруг них люди. Стах не в состоянии. Выпустить его из вида — не в состоянии.

Тим чуть слышно произносит:

— Но ты ошибся, Арис…

Стах мотает головой отрицательно, как ребенок, потому что не знает, как возразить Тиму, когда тот выставляет что-то правильное, что-то выстраданное, что-то, за что Стах боролся, — ошибкой. Он просит Тима, почти умоляет отменить приговор:

— Я сделал выбор. Когда я пришел к тебе с билетами. Это был ты. Это — ты. Если ты уедешь — я поеду за тобой.

Тим расстраивается. И его пробивает.

Рушатся ледяные стены.

И он подходит ближе. Подходит — к Стаху. Плаксиво изгибает брови, шепчет что-то обиженное, раненое, полукапризное:

— Тебе нужно было мне сказать…

Стах знает. Он все знает сам. Но такое Тиму было не сказать. Чтобы он при этом поехал.

— Я не мог.

— Сколько еще?..

— Что?

— Сколько еще ты не можешь?..

Хочется ударить Тима.

Стах чувствует, что щиплет в носу, и — усмехается:

— Все-таки не бог…

Тим не ожидал — и прыскает. Он закрывается рукой, словно пугается собственной реакции. Неуместной.

— Дурак…

Оттаял. Стах ловит его за бок и выдыхает облегченно. Улыбается ему грустно. Как обычно Тим улыбается. Просит:

— Поехали домой.

Тим серьезнеет. Сникает.

— К тебе?..

— Ну… — Стах подавляет насмешку — над самим собой. — Похоже, куда скажешь.

III

Тим, сонный, в собственных мыслях, спотыкается везде, где можно и нельзя. Стах следит, чтобы он дошел невредимым и целым. Тиму некогда под ноги смотреть: он мучает трубочку и пакетик из-под нее, неотлепленный Стахом от коробки. И возвращается в действительность, только когда Стах пытается забрать его сумку. Осматривается по сторонам, словно познал чудо телепортации. Теряется, когда видит машину.

Стах сгружает вещи в багажник. Обходит, открывает дверцу со стороны бабушки, наклоняется к ней, смотрит сквозь стекло на Тима. Потом на дедушку за рулем и на обеспокоенное лицо бабушки. Барабанит пальцами по крыше.

— Сташа, что случилось?..

— Поругаетесь со мной, когда приедем. Не при нем и не в машине. Пожалуйста.

Бабушка молчит. Стах наблюдает сожаление. Надо же: идеальный внук скатился.

— Да. Я облажался.

— Сташа…

— Перед ним, кстати, тоже. Он не виноват. Еще выйдет из машины… когда она в движении.

Стах цокает. В целом. На Тима. Что он сказал? Какое «брошусь под поезд»?

Ответа Стах не дожидается. Хлопает дверцей. Обходит РАВчик — теперь с другой стороны. Открывает Тиму дверь, кивает:

— Забирайся, — и усмехается. — На машине-то ты ездил?

IV

За окном неприветливый серый Питер — плавно движется и замирает у светофора.

Тим не может согреться. Натягивает рукава толстовки на озябшие пальцы. Стах рукава наоборот закатал.

— Чего ты все дрожишь?

— Не выспался…

Типичный Тим: «Какого цвета небо?» — «Да».

Стах растирает Тиму плечо. Тот инертно склоняется ближе, роняет голову. Стах осекается, чуть отстраняет руку и замирает… Вот так начнешь Тима трогать, а он еще прижмется…

Стах проверяет, смотрит ли бабушка в зеркало заднего вида. Она смотрит. Она видит. И она отводит взгляд.

Итак.

Как это выглядит со стороны? На что похоже?..

Стах откидывается назад. И притворяется, что все в порядке. С Тимом случается. Тим, он… ласковый. Со всеми. Со всеми близкими.

Стах вспоминает про луну. Приподнимается и достает ее из кармана. Тянет Тиму. Тот просится пальцем — в кольцо.

Тим.

Хорошо хоть — не на безымянный…

Луна ударяется о белую ладонь. Тим ловит, растопырив веером длинные пальцы, и сжимает в кулаке — точно так же, веером, сгибая их один за другим от мизинца. Тим шепчет:

— Теплая…

— Скоро приедем — согреешься. Там горячий чай, одеяло и душ.

Тим шепчет Стаху в ухо:

— И ты.

Нашел, когда и где — сказать.

— Тиша…

Тим укладывается обратно и закрывает глаза. Он чуть улыбается. Когда Тим улыбается, хочется его простить. За все.

Стах забирает у него коробочку от сока, чтобы не уронил, если заснет. Поднимает взгляд на бабушку.

Она смотрит. И она вздыхает. Оборачивается, говорит негромко:

— Я напекла пирожки. Сейчас приедем — чаю заварю. Вы, наверное, голодные с дороги.

Пирожки… и Тим… Похоже на начало самой медленной битвы в истории.

Стах говорит бабушке в целом, не за пирожки и чай:

— Спасибо.

Она снова вздыхает и кивает. Оглядывает Тима, словно что-то в нем пытается найти, и отворачивается к дороге.

V

Бабушка с дедушкой у Стаха живут в сталинке. Там чистая просторная парадная. Светлые стены, широкие лестницы с мудреными витыми перилами, высокие большие окна — в лестничных пролетах.

Соседи дружные. Почти везде цветы: на полу, на высоких кофейных столиках, в кашпо. А второй этаж расписан кадрами диснеевских сказок.

Тим шел сонный и поникший, а как попал в мультфильм — проснулся.

За Тимом наблюдают трое.

Бабушка говорит:

— Тут живет девочка постарше Стаха на два года, она летом поступает в Репинку. Вот такую красоту нарисовала, когда была вашей ровесницей. Да, я правильно понимаю? Вы ведь одного года?