Профессор Влад - [18]

А вот что меня действительно привлекало — препараты неорганические. Микроскоп, объясняла я брату, позволил мне проникнуть в царство предметов гораздо глубже, осмысленнее: с первого взгляда я влюбилась в ковровые ворсинки, нити, клочья ваты — спутанные, перекрученные, устрашающие на вид волокна; ещё больше завораживают случайно попавшие под стёклышко пылинки, что в десятикратном увеличении превращаются в сад камней; но лучше всего положить под объектив дочиста протёртое пустое стекло — и вглядываться, вглядываться, не отрываясь, в мертвенную, загадочную, изжелта-бледную лунообразную поверхность…

Гарри слушал меня, странно похмыкивал, и в какой-то миг мне показалось, что моя болтовня его раздражает; но когда он обернулся, я увидела, что лицо его уже не похоже на маску — до того оно живое и весёлое:

— Как здорово, — проговорил он, — что хоть что-то в нашей жизни остаётся неизменным…

Я думала, тут-то он и упустит своё варево, которое, как это всегда бывает, заблагоухало и поползло кверху в ту самую секунду, когда повар утратил бдительность; но плохо же я знала старого фокусника, за три года вовсе не растерявшего навыков обращения с неживой стихией. За миг до того, как ароматная магма вспучилась над сосудом пористой шапкой, Гарри отточенным движением сдернул джезву с огня — и шагнул к столу, бормоча: — Скорей-скорей-скорей, пока пеночка не опала!..

Я торопливо подставила чашки — и брат со снайперской точностью распределил по ним коричневую жижу, поясняя мимоходом, что в пенке-то как раз и скрыт самый смак.

— А ты умеешь гадать на кофейной гуще?.. — спросила я. Гарри приподнял брови; но вопрос мой не был праздным — общаясь с дядей Осей, я тоже каких только чудес не услышала. Например, что Гарри сам зарабатывает себе на карманные расходы, и не чем-нибудь, а магией; вдаваться в подробности дядя отказался наотрез — он, по большому счёту, и остерегался лишний раз вникать в дела пасынка, если только они сами не вторгались в его мирное существование, как те пресловутые девки в неглиже. «Ходят к нему какие-то убогонькие, — неохотно отвечал он на мои жадные расспросы, — он их заводит к себе в комнату, а что там с ними делает — кто ж его знает; выходят бодрые, довольные, благодарят Зарочку за то, что вырастила такого сына, суют баксы…» Игорёк, правда, как-то говорил ему, что «чистит ауры» и «снимает порчу», но что конкретно имеется в виду, Оскар Ильич не знал, — а я, исходя из кое-каких детских воспоминаний, сильно подозревала, что не знает этого и сам Гарри. Стоит ли говорить, как мне не терпелось заглянуть в первоисточник?..

Гарри засмеялся.

— Ну-ка, ну-ка, — проговорил он, хмурясь и внимательно изучая вымазанное гущей нутро джезвы, — что у нас тут?.. О-о-о, король-олень!.. Любовь у нас с тобой будет, Юлька, большая любовь! — и с неожиданной досадой отправил сосуд-сплетник в раковину. А я и не поняла бы, что его так расстроило, если бы он вдруг не заговорил совсем другим тоном. Эх, Юлька, сколько же кретинов на свете! И как это всё получилось?.. Само, почти без его участия: сперва были игры со сковородками, трепотня о венцах безбрачия, полушутливое «наложение рук», под которые охотно подставляли свои глупые головы не только отчим, но и мама; потом невесть откуда начали возникать подруги и коллеги Захиры Бадриевны, то и дело забегавшие на огонёк и, даром что медики, дивившиеся чудесному облегчению головных и прочих болей. За ними потянулись их пациенты, знакомые пациентов, знакомые знакомых… словом, он и сам не заметил, во что ввязался, — а когда понял, было уже поздно что-то объяснять, да и деньги потекли ручейком…

— Ты хоть чувствуешь, что пьёшь? Элитный сорт, такая дороговизна!

Однажды его угораздило: не выдержал, понимаешь ли, бремени ответственности, решил облегчить душу, открыв своё истинное лицо хотя бы родной матери. Короче, в один прекрасный день он зашёл к ней в спальню и честно рассказал всё: что много лет дурил их с Оскаром Ильичом, что нет у него никакого «дара» и тэдэ и тэпэ… При этом он, кретин такой, рассчитывал если не на сочувствие, то хотя бы на понимание. Но Захира Бадриевна попросту отказалась верить, заявив, что он, дескать, «перетрудился» и что неплохо бы ему выпить валерьяночки и как следует выспаться.

Тогда Гарри, которого, что называется, переклинило, решил перейти от щадящей терапии к жёсткой хирургии: в очередной раз произведя перед мамой знаменитую «левитацию сковороды», он продемонстрировал ей то, о чем до сей поры знала только я — мускулы на ладони и магнит… Увы! Реакция тети Зары была неожиданной и удручающей! Недоверчиво повертев в руках увесистый кругляш, она смущённо сказала: «Ну, конечно, может быть, ты действительно начинал с простых фокусов, но со временем-то у тебя всё равно развился настоящий дар!»

— Ну и о чём с ними говорить после этого? — сокрушался Гарри. — Одна ты, Юлька, у меня и осталась…

Кстати, заметила ли я, что с его лицом что-то не так? Оно как будто слегка изменилось, правда?!

Еще бы не заметить; а в чём дело-то?..

Да просто он, Гарри, вот уже около года тренирует лицевые мышцы, как когда-то в детстве — пальцы и ладонь: его идеал — пластичная маска, способная мгновенно принимать любые формы. Зачем?.. Да чтобы производить ещё большее впечатление на идиотов. Запомни, Юлька, основной закон жизни: сначала ты работаешь на иллюзию, а потом она на тебя — и в любом деле самое главное это логотип и реклама. Поняла?..