Профессор Влад - [17]

А тётя Зара понемногу успокоилась, послюнила платочек, стёрла что-то с моей щеки и грустно сообщила, что покидает нас: она с удовольствием ещё поболтала бы со мной, расспросила, как поживает папа (всегда сочувствовала бедняге!). Но увы — пора на дежурство… — В темпе вальса, в темпе вальса, — пропела она, танцующими шажками удаляясь в спальню, — Игорёчек, развлекай гостью!.. — И скрылась за дверью, оставив нас с братом наедине.

Надо бы что-то сказать, но я понимаю — это нарушит очарование момента, а оно велико — прямо Кай и Герда встретились после трёхлетней разлуки; да и сам Гарри загадочно молчит, разглядывая меня так же внимательно, как я его. Весь в чёрном, но вполне по-домашнему: футболка, потёртые джинсы, и волосы незагелены, слегка курчавятся, — а всё равно, чёрт знает почему, выглядит жутко элегантным; тоже в своём роде особая примета, заметная безо всякого овеществления.

А вот и ещё одна, уже более сомнительная. Что-то произошло с его лицом за эти годы: раньше оно было куда живее, подвижнее, а теперь такое ощущение, будто он каждую секунду строго следит за своей мимикой, и даже лёгкая демонская ухмылочка отдаёт чем-то неестественным… что-то приятное, хорошо знакомое с детства… ах, да, маска! — посмертная гипсовая маска из пушкинского музея, только на этой маске кто-то прорисовал углём брови, глаза и ресницы. Тут я вдруг поняла, почему мне кажется, что в «Гудилин-холле» чего-то не хватает. Ну конечно же — исчезли зловещие резные маски со стен!.. Не иначе, подумала я, дядя Ося заставил жену их снять — приревновал к покойнику, что ли?..

— Он боялся их, — засмеялся Гарри, всегда читавший мои мысли без помощи хрустального шара, дымовых шашек и даже недопитого чая; и опять от меня не ускользнула лёгкая нарочитость его мимики:

— А что у тебя с… — начала я, но вновь обретённый брат не дал мне договорить:

— Ты ещё гостиную не видела, это шедевр! Пойдём, посмеёшься! — и втолкнул меня в комнату, казавшуюся в детстве образцом безвкусицы. Ну что ж, должна признать — за три года она заметно изменилась к лучшему! Грозные оленьи рога, равно как и аляповатый туркменский ковёр, служивший им когда-то достойным фоном, бесследно исчезли, уступив место роскошным глянцевым фотообоям — живой, искрящийся хрустальный каскад, окутанный лёгкой дымкой, в пену взбивает острые камни подножия. Так вот оно что! Наконец-то я смогла оценить тонкий английский юмор дяди Оси, как-то раз с загадочным видом показавшего мне полароидный снимок — он с женой на фоне этого самого водопада, а внизу подпись: «Мы в отпуске»!.. Надо же, а как натуралистично смотрелось.

В комнату ворвалась огромная Захира Бадриевна в просторном жёлтом сарафане: чмокнула нас в макушки, с обаятельной грациозностью порхнула к окну: — Сколько там натикало на термометре? Двадцать семь вверх — ужас!!! — уже на бегу сообщила, что «торт и всё прочее» — на столе: — Хозяйничайте тут без меня! — и унеслась восвояси, оставив по себе стойкий запах «Пуазона» (я вспомнила курс физики за седьмой класс — молекулы газа, диффузия). Секунду спустя входная дверь гулко хлопнула, отчего стекла массивного книжного шкафа «под старину» слегка содрогнулись.

— Отбыла, — констатировал Гарри, обнимая меня за талию. — Ну что, пойдём пить кофе?

— А книги?..

— Да подожди ты со своими книгами! Я сто лет тебя не видел!

Но мне всё ещё было слегка не по себе с этим новым, повзрослевшим Гарри — может быть, поэтому я и не могла никак соскочить с нудной темы. А много ли он их оставил?.. Много, ой много — в былые времена, да если б сдать в макулатуру, хватило бы на шикарный трёхтомник Дюма… — Ты все сразу-то не забирай, — говорил Гарри, выходя в прихожую, — лучше забегай почаще, мы всегда тебе рады… Секундочку! — перебил он себя и скрылся в ванной. Миг спустя оттуда послышался чудовищный скрежет и вой, а затем — разухабистый мат, которого не смог заглушить даже шум льющейся воды: видимо, Гарри машинально отвернул горячий вентиль. Я послушала-послушала — и пошла в кухню изучать кофейные принадлежности.

Почти игрушечная позолоченная джезва оказалась, к моему удивлению и умилению, вполне настоящей, и Гарри, пообещав, что сейчас угостит меня кое-чем таким, чего я никогда не пробовала и вряд ли попробую где-нибудь ещё, принялся колдовать над ней так скрупулезно и старательно, точно приворотное зелье готовил. Стоя у плиты, он тем не менее не забывал о светских приличиях и поминутно бросал через плечо короткие, отрывистые фразы:

— Давай рассказывай — как живёшь, чем дышишь? Ильич говорил, в Тимирязевку готовишься?..

— В какую ещё Тимирязевку?!

— Ну, на ботаника. Или на биолога… Целыми днями в микроскоп смотришь и всё такое?..

Так вот он о чём… Я даже улыбнулась: дядя Ося, как всегда, в своём репертуаре. Два года назад папа подарил мне на день рождения купленный где-то с рук световой микроскоп, и я потихоньку тырила из кабинета биологии препараты разной мелкой живности; один я, кажется, стащила прямо с контрольной — то была гидра, разглядев которую в окуляр, моя соседка по парте разрыдалась от облегчения: так вот, оказывается, что означает подпись под иллюстрацией — «масштаб 100:1»! А её-то мучили кошмары, в которых животное представало точно таким, как на картинке, только увеличенным стократно: огромное, полупрозрачное, зловеще поводящее ветвями-щупальцами дерево-анчар с отвратительной присоской вместо корней!!! С тех пор она полюбила биологию; ну, а я так и осталась к ней равнодушна, что бы там ни выдумывал Оскар Ильич.