Продолжение любви - [25]

— Мистер Маковски, я удивлена: вы так талантливы, но при этом совершенно не замкнулись в своем творчестве. Это тоже своего рода талант — быть внимательным к окружающему миру, — неуверенно прошептала она.

Дэвиду стало смешно, и он ответил, с трудом подавив улыбку:

— Если ты не в ладах с жизнью, то не сыграешь даже гамму. Я всю жизнь учился делать музыку, а не извлекать звуки, говорят, к старости это мне удалось.

— Вам еще рано говорить о старости. Маковски косо улыбнулся. Люсия посмотрела на его лицо: с такими чертами в юности выглядят взрослее сверстников, но остаются в одной поре десятилетиями. Его подвижное, немного нервное лицо могло принадлежать как старцу, так и юноше, пожалуй, лишь морщины на шее Маковски выдавали человека, чьи лучшие годы остались позади и были весьма насыщены событиями. Все это интриговало Люсию, ей хотелось прочесть этого мужчину, как увлекательную книгу. Попытки сравнить его с кем‑нибудь из знакомых ни к чему не привели: даже приблизительных аналогий не находилось. Ее отец в чем‑то мог быть похожим на Дэвида, но был гораздо более прост и понятен. А может, у Люсии никогда не возникало желания так пристально присматриваться к отцу. Она воспринимала Филиппа как человека старшего поколения, и исследовать тот мир было неинтересно — пока ей хватало собственного. Дэвид же в ее представлении разрушал границы этих двух миров.

— Вы как‑то погрустнели, Люсия. Может, нам выпить, пока Том кряхтит над своей бандуриной?

Они направились было к бару, но тут вновь зазвучала музыка. Люсия положила руку на пальцы Дэвида и, чтобы насладиться как следует ситуацией, еще раз вспомнила концерт в Тель‑Авиве: это те самые руки, за которыми восторженно следили тысячи глаз, и сейчас они держат ее ладонь. Каких только сюрпризов не готовит нам жизнь!

— Я так и не спросил еще о роде ваших занятий. В вашем возрасте обычно мечтают стать моделями.

— Я не мечтаю, я уже работаю моделью… Но это не главное в моей жизни.

— А что же главное? Хотите быть в дальнейшем голливудской дивой или матерью десяти очаровательных крошек?

— Нет, только не последнее. Моя мама хотела, чтобы я была актрисой или телеведущей, но я решила изучать в университете психологию.

— Наверное, это правильное решение. Вы слишком мечтательны, для того чтобы тараторить перед камерой. Задумаетесь в неподходящий момент — и конец карьере. А актриса из вас и вообще никакая.

— Я сейчас обижусь, — засмеялась Люсия. — В школьном театре мне говорили обратное.

— Вам льстили. То, что вы чувствуете, отпечатывается у вас на лбу.

— И что же вы можете сейчас там прочесть?

— Полное замешательство. Вы не знаете, что с вами будет через пятнадцать минут, а хотели бы, как и большинство людей, видеть у себя на ладони, как в зеркале, всю дальнейшую жизнь. Но это только любопытство ума, а вашей душе хорошо в неведении. Это для нее новое, еще не знакомое состояние.

— Вам бы читать лекции у нас в университете.

— Упаси Бог! Чем хороша музыка — в ней есть живая, еще не сформировавшаяся мысль. Мысль жива, только пока она формируется, а человек жив, пока не знает своего будущего.

— Невозможно знать будущее. Вы же, например, не знаете своего.

— Ну, мое будущее мне, к сожалению, нетрудно представить.

— А если ветер вдруг переменится и принесет вам что‑нибудь невиданное, необыкновенное? — В груди у Люсии словно загорелось множество маленьких фонариков, и она чувствовала себя в силах передать их этому человеку…

— Есть ветры, которые дуют только в одну сторону, — помешал ее мыслям Дэвид. — Жаль, что этот танец не вечен. Проводить вас к вашему другу?

— Мы, кажется, собирались выпить вина.

Она пригубила бокал и отвернулась в сторону моря. Волны поглаживали борт и так пьяняще рябили, что не хотелось отрывать глаз от их извилистой поверхности. Она понимала, что следует подойти к Тони, что она слишком мало общается с ним в этот вечер, но двигаться не хотелось. В конце концов, с Тони ей предстоит прожить если не всю жизнь, то хотя бы ее часть, а люди, окружившие ее в этот вечер теплом и вниманием, скорее всего, завтра исчезнут навсегда, превратятся в призраков — героев воспоминаний.

…Дэвида несколько удивила застенчивость девушки. Впрочем, и сам он был усмирен этим просоленным ночным ветром. На противоположном конце яхты Мари оживленно разговаривала с его женой — можно быть спокойным, Лиз не заметит, что бокал его почти не бывает пустым, и не расстроится. О чем они могут беседовать с увлечением, две такие разные женщины?

— Утром вы признались мне, что бываете в Англии, — обратился он наконец к Люсии.

— Мой отец там живет, я навещаю его во время каникул. Он, кстати, тоже музыкант, хотя и не так знаменит, как вы. Но мы с мамой всегда восхищались им. Он играет в Лондонском филармоническом оркестре. Вторая скрипка.

Маковски насторожился. Такие моменты всегда радовали его и заставляли особенно остро чувствовать жизнь — движение, не подвластное разумению.

— Должно быть, я знаю вашего отца. Мне, конечно, не раз доводилось выступать с этим оркестром.

— Его зовут Филипп Нортон.

— Нисколько не сомневался, что вы произнесете именно это имя. У вас такой же детский нос. И такой же рассеянный взгляд.