Продам свой череп - [49]

После этого поползли ещё более плохие слухи, но являющиеся скорее плодом фантазии. Слухи эти были мучительны для родителей детишек, и весь подвиг американского Красного Креста в совокупности представляет собою комбинацию бесчеловечных пыток многих сотен человеческих существ.

К счастью, дело кончилось, благодаря подвигам Красной армии лучше, чем можно было ждать, и в настоящее время нами получено следующее радио из Карлсборга:

«Нижеследующее получено сегодня посольством: «Американский Красный Крест просит передать в Петроград, Комиссариату здравоохранения, что петроградские дети и их руководители находятся на Русском острове во Владивостокском порту. Список фамилий и имён послан почтой. Все дети здоровы, снабжены продовольствием и всем необходимым. Осуществляется план возвращения их на родину, как можно скорее. Предполагается вернуть детей в Петроград пароходом или по железной дороге. Врачи и необходимый персонал будут их сопровождать. Морис Скриб».

Не думает ли почтеннейший Морис Скриб, что было бы гораздо проще оставить в своё время детей нам, чтобы они вернулись в Петроград с Урала, а не из Владивостока?

Конечно, то, что благополучно кончается, лучше, чем кончающееся сплошным горем, однако, неожиданной переменой своего отношения к извергам большевикам, могущим только развратить детей, Красный Крест не может загладить всего легкомыслия и всей бессердечности проделанной им операции над детскими и родительскими сердцами.

Нарком просвещения А. Луначарский».

Бабушка Лены Берёзкиной, бывшая фрейлина, каждый день ходила на Гатчинский вокзал и у всех спрашивала, на какой путь прибывает поезд из Владивостока. «В этом поезде едет моя внучка!». На бабку, по виду явно старорежимную, смотрели, как на сумасшедшую. Увы, она ею и была...

Отец Андрейки-Аякса, железнодорожный машинист Бочкин, постоянно обивал пороги различных контор, просилу путейского начальства командировку на Дальний Восток, точнее, на Уссурийскую железную дорогу, мечтая увезти сына домой на своём паровозе...

Мама Петра-Патрокла умерла от тифа ещё весной. У папы, сделавшего неплохую карьеру при большевиках, была своя семья, малые дети, и его не очень волновала судьба старшего сына...

Инженер Морозов одалживал деньги у знакомых, чтобы поехать во Владивосток и попытаться найти там своего Бориса-Париса. Он приедет, но не найдёт...

А одессита Олега-Одиссея никто не искал и не ждал: он был, как известно, круглым сиротой...

Альфред Смит теперь день и ночь был озабочен главным: пора возвращать детей домой, владивостокский период явно затянулся. Были даже приготовлены эшелоны, но и весной, и летом 1920 года везти колонию в Петроград через Дальний Восток и Сибирь было всё ещё опасно. Если на западе страны гражданская война уже закончилась, то здесь, в Приморье, ей не видно было конца...

Как раз в это время правительство США приняло, наконец, решение о выводе своих экспедиционных сил из России. Последние транспортные суда покидали Владивостокский порт. Надо было срочно решать, что делать с детьми. И тогда правая рука мистера Смита Карл Брэмхолл кинул идею:

- Если нельзя посуху, то почему бы не по морю?

Требовалось зафрахтовать океанское судно, а для этого нужна была твёрдая валюта, которой руководство колонии не располагало. Но и тут энергичный, рыже-растрепанный, как факел на ветру, завхоз нашел выход. Вот как он об этом позже вспоминал:

«У меня было на руках тогда 250 тысяч рублей в керенках и царских ассигнациях. Я понимал, что скоро эти деньги обратятся в никому не нужные бумажки, и поэтому выехал в Харбин, где были целые ряды меняльных лавок. Я побаивался, что создам инфляцию на этом чёрном рынке, если выложу сразу все свои деньги. Поэтому мне пришлось заниматься обменом почти месяц и выкидывать на рынок, чтобы не вызвать подозрения, небольшие суммы. Но, в конце концов, я всё поменял на доллары».

Стали искать подходящее судно. Но все пассажирские суда были зафрахтованы на многие месяцы вперед. Тогда обратились к одной из японских компаний, которая находилась в городе Кобе, чтобы переоборудовали сухогрузное судно для перевозки людей. Эта работа была выполнена за короткое время, всего за месяц. Судно называлось «Йомей-Мару». Водоизмещение 10 тысяч тонн, скорость 10 узлов, что по тем временам было очень неплохо, четыре трюма. В трюмах оборудовали спальные места - подвесные койки напоминали ласточкины гнезда. Туда вели широкие деревянные трапы... На верхней палубе - пекарня, прачечная, дополнительные гальюны, столовая...

Выкрашенный чёрной краской, с большими белыми буквами на борту «AMERICAN RED CROSS», с двумя флагами - Красного Креста и звёздно-полосатым - так теперь выглядел бывший японский углевоз «Йомей-Мару». Капитан Каяхара привёл его из Японии и поставил на рейде Владивостока, у Русского острова.

20 июля 1920 года началась погрузка колонистов и воспитателей на пароход, который Брэмхолл окрестил «Ноевым ковчегом»24. На борт поднялись 424 мальчика, 351 девочка, 17 американцев, 84 взрослых русских (воспитателей) и 78 бывших военнопленных. Последние были взяты для выполнения бытовых работ, этим они оплачивали свой проезд домой.