Пробуждение - [2]

Уже само допущение такого массового «исключения» из незыблемых, казалось бы, установлений дворянско-буржуазной монархии было явным симптомом ее кризиса, предвестником грозящей ей гибели. «...Армия есть самый закостенелый инструмент поддержки старого строя, наиболее отвердевший оплот буржуазной дисциплины, поддержки господства капитала, сохранения и воспитания рабской покорности и подчинения ему трудящихся»[5] — и в ее святая святых — офицерский корпус — вторгается что-то совершенно инородное и даже опасное, и нет сил, возможностей помешать этому.

Насколько «плодотворно» поработал царизм (а затем Керенский) — на пользу народу хоть на этот раз! — показывает беспристрастная статистика. За 1918–1920 годы в Красной Армии было подготовлено на курсах и в школах 40 тысяч командиров, а наряду с этим призвано около 50 тысяч офицеров старой армии[6]. Конечно, в эти 50 тысяч входило немало честных людей дворянского и буржуазного происхождения, связанных со старым строем длительной службой ему, но порвавших со своим прошлым и отдавших себя на службу трудовому народу, как, например, С. С. Каменев, А. А. Брусилов, В. Н. Егорьев, М. Д. Бонч-Бруевич, С. А. Меженинов, А. Е. Снесарев, П. П. Сытин, А. А. Самойло, П. П. Лебедев и многие другие. Иные из них, как А. А. Таубе, А. П. Николаев, А. В. Станкевич, отдали и жизнь за народное дело. Но все же армиями, дивизиями, бригадами Красной Армии командовали, как правило, прапорщики и штабс-капитаны военного времени — И. Ф. Федько, К. А. Авксентьевский, Е. И. Ковтюх, А. И. Седякин, В. К. Путна, И. П. Уборевич, Р. П. Эйдеман, Г. Д. Гай, тот же М. Н. Герасимов. Им же подобные очень часто возглавляли штабы от низших до высших. Перед этой последней, весьма многочисленной категорией не стояла проблема перехода на службу революции из враждебного ей лагеря. А все это говорит о том, насколько опрометчиво зачислять всех бывших офицеров в нерасчлененную массу «военспецов», которые все будто бы пришли с той стороны баррикад и потому требовали особого к себе отношения.

Факт перехода десятков тысяч офицеров из старой в Красную Армию не есть какая-то случайность, тем более после войны, во время которой армия «вобрала в себя весь цвет народных сил»[7]. Какая-то часть этих сил попала и в офицерский корпус, но не перестала быть плотью от плоти своего народа и вернулась к нему, получив военные знания и фронтовую закалку, так пригодившиеся в борьбе за власть Советов. Вопрос этот во всей его сложности остается пока не разработанным в нашей литературе. И книга М. Н. Герасимова даст свежий, оригинальный материал, раскрывающий процесс пробуждения политического сознания у тех слоев, которые пришли в армию, не подозревая даже возможности каких-либо существенных изменений в издавна сложившихся порядках.

По социальной принадлежности и по взглядам на жизнь двадцатилетний счетовод Михаил Герасимов — заурядный представитель мелкой буржуазии. Призванный в армию через полгода после начала войны, он довольно равнодушно относится к самой войне: его души не коснулся патриотический угар, распространяемый официальной пропагандой, не было в ней и протеста против войны. Раз уж призван в армию, значит, это неизбежно, значит, так и должно быть. Свойственное юности молодечество проявилось у него лишь в желании не показать себя струсившим перед матерью и младшими сестрами. Была даже тайная гордость, что вот, мол, признан годным, да еще не в какую-нибудь пехоту, а в артиллерию. Не говоря о глубоких мыслях, даже досады или зависти не будило то, что Митька Лукоянов, Фолька Стыскин и другие сверстники — сыновья и зятья лавочников и владельцев мастерских — пристроились писарями в тыловой запасный полк и предпочитают там, а не на фронте послужить «вере, царю и отечеству».

На фронт Михаил Герасимов ехал словно в какую-то экзотическую страну, напутствуемый отцовским «Мы, Герасимовы, никогда и нигде сзади не были». Судьба улыбнулась простому конторщику — его посылают в школу прапорщиков, откуда прямой путь в офицеры. С трепетом ждет он последнего утра в школе, которое сделает его, пока еще нижнего чина, «вашим благородием». В прапорщичьей звездочке на погоне он видит «звезду счастья». «Нужно сознаться, быть офицером все же приятно. Нет-нет да и скосишь глаз на погон». Прогноз отца — лестный и заманчивый: «Знаю: быть тебе полковником». И вот политически нисколько не прозревший прапорщик, обуреваемый мыслями о счастливом повороте судьбы, вступает в офицерскую корпорацию. Юношеская восторженность не позволяет ему рассмотреть в ней и сотую долю того, что проницательному, искушенному в глубинных процессах социальной жизни уму видно было даже из далекого Цюриха. Ротмистр Желиховский пленяет его аристократическим лоском, пенсне, небрежной барственностью и красивым повелевающим голосом, а то, что этот щеголь бьет солдат в зубы, уходит куда-то на задний план и нисколько не умаляет его очевидных достоинств. Прапорщик Телешов делает то же самое, но чересчур вульгарно и даже дико, — это воспринимается как проявление развращенной грязной натуры, составляющей в милой дружной офицерской семье лишь неприятное исключение.