Великим, могучим, всесильным «режиссером» революции назвал В. И. Ленин мировую войну 1914–1918 годов[1]. «Пожар революции, — говорил он, — воспламенился исключительно благодаря неимоверным страданиям России и всем условиям, созданным войною, которая круто и решительно поставила вопрос перед трудовым народом: либо смелый, отчаянный и бесстрашный шаг, либо погибай — умирай голодной смертью»[2].
Ослепительный фейерверк Октября, осветивший все континенты Земли, затмил грязь и страдания этой войны, и сейчас, по прошествии полувека, когда миру пришлось пережить ужасы второй, еще более грозной войны, та, первая, представляется нам слишком далеким прошлым, по крайней мере оставшейся за гранью новой эры истории человечества. Воспоминания М. Н. Герасимова возвращают нас к далекой драме 1914–1918 годов, пережитой народами России и других втянутых в войну стран. Как и всякие мемуары, эта книга не охватывает события в целом, во всех его проявлениях. В ней запечатлено лишь то, чему автор был свидетелем и что не укрылось от его внимания в меру его общественного положения, кругозора, умонастроения, мировоззрения. Солдат, а потом офицер царской армии, Герасимов по личным впечатлениям воспроизводит быт и нравы в основном лишь военной среды, да и то ограниченной рамками одного и, прямо скажем, ничем особым не отмеченного на скрижалях истории полка, в котором ему пришлось служить. Однако типические черты переживаемого времени — события войны и революции — наложили столь глубокую печать на все стороны народной жизни, и в том числе на армию, что ни один полк не мог остаться в стороне от их влияния. Поэтому со страниц записок Герасимова перед нами предстает русская армия — ее командный и рядовой состав — в период форсированного пробуждения политического сознания в ее основной массе.
Чтобы в полной мере оценить изображенное в этой книге, надо припомнить одно характерное замечание В. И. Ленина. Указывая, что поражения России и ее союзников в войне расшатали весь старый порядок, озлобили против него все классы населения, Ленин не упускал из виду того, что поражения «ожесточили армию, истребили в громадных размерах ее старый командующий состав, заскорузло-дворянского и особенно гнилого чиновничьего характера, заменили его молодым, свежим, преимущественно буржуазным, разночинским, мелкобуржуазным»[3]. Уже одно название произведения, в котором мы находим эти слова, говорит об удивительной глубине и прозорливости заключенной в них характеристики предреволюционной армии и ее командного состава. «Письма из далека» написаны в далеком Цюрихе, едва туда докатилась весть о свержении царской монархии, почти за месяц до возвращения Ленина в Россию. Характеристика армии здесь поставлена в ряду явлений, определявших великую социальную ломку. Отсюда можно понять, какое громадное значение гениальный стратег революции придавал деформации армии и ее офицерского корпуса. Не стоит ли этот предельно лаконичный анализ у истоков открытой Лениным проблемы использования военных специалистов старой армии на службе пролетарской революции? Не отсюда ли, далее, тот ленинский иммунитет в решении этой проблемы, который не удалось поколебать никакой «военной оппозиции»?
М. Н. Герасимов зримо, осязаемо, как это мог сделать именно тот, кто на собственном опыте пережил такую эволюцию в армии, раскрывает перед нами картину того, как из-за острого недостатка командного состава, вследствие боевых потерь и непредвиденного по масштабу развертывания армии царское правительство вынуждено было отказаться от сословных ограничений и открыть доступ в военные школы выходцам из мелкобуржуазных, разночинских слоев населения, из крестьян, а то и из рабочих. И тут царизм впал в противоречие с самим собой: веками держал он народ в рабстве, темноте и невежестве, а теперь требовалось изыскать массу — сотни тысяч — хотя бы элементарно грамотных кандидатов в офицеры. Поэтому вполне естественно, что в школы прапорщиков попадали преимущественно выходцы из зажиточных слоев — те, кто имел возможность получить хотя бы минимальное образование. Но их катастрофически не хватало, тем более что многим из них родительская мошна позволяла «откупиться» от фронта — явление, с горьким юмором отмечаемое М. Н. Герасимовым.
Ныне покажется парадоксальным факт, рассказанный таким же, как Герасимов, офицером военного времени — П. В. Макаровым. Из запасного полка, в котором он начал службу рядовым, требовалось по разнарядке послать в школу прапорщиков трех нижних чинов с четырехклассным образованием. Один из отобранных командиром полка рядовой Мартын Ивакин «наотрез отказался ехать в школу прапорщиков. Но надо было посылать трех человек. Стали искать. И во всем полку не нашли третьего солдата с четырьмя классами школы. Мартыну ехать в школу прапорщиков приказали»[4]. При таком положении командирам полков, озабоченным в первую голову тем, чтобы набрать нужное количество кандидатов по образовательному цензу, приходилось подчас закрывать глаза на «опасное» направление мыслей иных нижних чинов; заодно это давало удобный случай избавляться от «неблагонадежных». Так становились в военное время прапорщиками, а там и подпоручиками, поручиками, штабс-капитанами нередко и революционеры-профессионалы, как уже не один год состоявшие в партии большевиков Н. В. Крыленко, И. П. Павлуновский, А. Ф. Ильин-Женевский, правдист-подпольщик П. А. Павлов, не менее «неблагонадежные» Р. Ф. Сиверс, А. И. Седякин, Г. Д. Гай и многие другие. По иронии истории царизм, словно бы заботясь о военных кадрах для грядущей революции, вопреки воле своей давал военную подготовку тем, кому она как раз нужна была для квалифицированной борьбы против него самого. Конечно, эта категория офицеров военного времени была не особенно многочисленной. Но тяжкая, к тому же несчастная, война просвещала и тех, кто надел золотые погоны, будучи политически девственным, далеким от каких бы то ни было революционных устремлений, и даже радовался поначалу, что удалось выбиться «в люди», и еще скорее просвещала, если эти погоны оказывались единственной пуповиной, связывавшей нечаянного счастливца с существующим строем и правящими классами.
