Пробуждение - [17]

На обед сегодня нам выдали дополнительно свиное сало, или, вернее, по 18 золотников хорошей сырой грудинки, и отличный белый хлеб. Однако нашу просьбу об отпуске в город фельдфебель Федоровский не уважил. А так хотелось повидать Берту, в которую мы все влюбились.

3 июня

Сегодня какой-то праздник, и нам разрешено пойти в город сниматься, уже без старшего — под командой Вани. Одетые в парадное обмундирование, мы снялись в местной фотографии и замышляли поднести карточку Берте. Полные самых лучших чувств, предвкушая удовольствие увидеть нашу очаровательницу и выпить чашку хорошего кофе с маковыми подковками, мы быстро дошли до знакомой нам лавки. Но что это?! Лавка закрыта, на окнах ставни, на дверях и ставнях печати, окна квартиры закрыты, и она потеряла жилой вид. Пораженные, мы уставились на лавку, видимо разинув рты и выпучив очи.

Придя в себя, мы огляделись кругом, пытаясь сообразить, что же тут произошло: умер кто-нибудь из семьи Берты или на них свалилось какое-нибудь несчастье?

Наши недоуменные вопросы разрешил подошедший старик в полицейской форме.

— Вы чего ищете, солдатики?

— Да вот, подметки хотели купить, а лавка-то закрыта, — ответил Геннадий.

Старик прищурился на нас и поправил свою «удавку», как называли красный шнур со свистком, охватывающий шею полицейского.

— А вы бывали раньше в этой лавочке?

— Как же. Были один раз, недели две тому назад.

— На дочку, что ли, лавочника глазели?

— Ну это уж наше дело, — начиная сердиться, ответил Осинкин.

— Вот что, служивые! Идите-ка отсюда подобру-поздорову, да поскорее. А о лавочке забудьте, как будто ее и не было.

— Да в чем дело-то, скажи хоть что-нибудь понятное, — угрюмым басом попросил Ваня.

— Не мое это дело, — уже строго сказал старик, — идите или беды себе наживете!

Пришлось уйти. Что случилось с семьей кожевника? Ваня безапелляционно заявил:

— Шпионы, ясное дело. Хорошо еще, что мы не втюрились. Вот вам и Берточка. Суламифь с Соломоном, — он посмотрел на меня.

14 июня

Все взбудоражены. «Солдатский вестник» передает, что надвигается гроза на Варшаву и нашу крепость. Немцы получили приказ взять Варшаву к 23 июня, собрали для этой цели тысячу шестьсот орудий, множество пехоты.

Предвестники наступления немцев уже есть. Каждый день начиная с четырех часов утра и до самой темноты десятки неприятельских аэропланов ведут усиленную разведку нашей крепости. Огонь крепостных орудий не в состоянии не только поразить их, но и просто отогнать, хотя все небо усеяно белыми облачками от разрывов снарядов. Иногда аэропланы немцев нагло поворачивают под огнем наших орудий и бросают бомбы. Достается от них только мирному населению. 

Кроме того, «солдатский вестник» распространил слух, что начальник обороны южного отдела генерал-майор Кренке перешел к немцам, унеся с собой массу сведений о крепости, планы, чертежи и прочее[25].

Если это правда, то противник получил в свои руки оружие не менее грозное, чем тысяча шестьсот орудий. Вот вам и высший офицер русской армии! А сколько еще немцев сидит у нас в армии! Чьи они патриоты?

* * *

Не знаю почему, но у нас культивируется и поощряется презрительное отношение к пехоте. У нее нет другого названия, кроме как «вшивая». Постепенно молодые солдаты вследствие этого привыкают смотреть на пехоту как на нечто низшее, на людей «второго сорта», а на себя как на избранных. Вчера много пехоты шло на Бзуру. Утомленные, запыленные, в грязном хлопчатобумажном обмундировании, в гимнастерках, насквозь пропитанных потом, пехотинцы действительно не производили впечатления гордых собой бойцов. Шли они нестройно, без песен, еле передвигая ноги. Остановились около нас напиться. Я поговорил с одним пехотинцем, наиболее сохранившим боевой вид, подтянутым молодым парнем.

— Вчера прошли сорок верст, позавчера немного меньше. А сколько сегодня пройдем — не знаем. А зачем ходим — неизвестно. На прошлой неделе вышли утром из одной деревни, весь день ходили, а к вечеру опять в ту же деревню пришли. Так-то вот, браток, — вздохнул пехотинец. — А вы, чай, все на месте сидите? — с завистью спросил он. Чтобы утешить его, я сказал, что нас тоже каждый день гоняют с одной батареи на другую.

Конечно, мы в своем очень хорошем суконном обмундировании, сытые, и в сравнении с пехотинцами совершенно не уставшие, выглядели отлично и казались настоящими боевыми солдатами. Офицеры-пехотинцы так же, как и солдаты, не могли идти в сравнение с нашими франтоватыми офицерами, всегда одетыми в отлично сшитое обмундирование, вымытыми и даже холеными.

Из всего этого солдат-артиллерист, естественно, делал вывод о превосходстве артиллеристов.

Мне это кажется неверным. Всех солдат и офицеров — пехотинцев, артиллеристов и саперов — нужно воспитывать в духе взаимного уважения и взаимной помощи, как было в Порт-Артуре у генерала Кондратенко. 

Тогда взаимная выручка в бою будет прямым следствием воспитания, а не каким-то действием, «уставом предусмотренным».

25 июня

Сегодня нам зачитали приказ генерала от кавалерии Литвинова. В нем приказывалось всем офицерам обратить большое внимание на предупреждение добровольной сдачи в плен, для чего посвящать нижних чинов в последствия, какие влечет за собой сдача в плен, а также принять меры устрашения, вплоть до того, чтобы обратить пулеметы против собственных братьев-изменников, сдающихся в плен добровольно.