Пробуждение - [34]

— Случилось это в декабре. Собрался я на месяц в лес пушнину заготовлять. Простился. Ушел. И вдруг такая подлая тоска на меня напала по Зинке, смерть просто. Решил дать круголя, домой заглянуть. Иду на лыжах, а в голове дума: «Небось и она, бедная, по мне скучает. Детей нет, тяжко одной!» Как она не хотела, чтоб я уходил в лес, — все на колени порывалась стать. Умоляла, плакала. Подхожу к дому, а дело уж за полночь. Сердце, как заяц по кустам, — прыг… прыг… прыг… Вхожу потихоньку в горницу, а там… Все раскидано. На шкафу свеча горит, и окна глухо зашторены. Смотрю, агроном бегает в трусах, как прыгун с шестом, штаны ищет. Зинка голая, волосы по плечам, спутанные: не ждала, значит. Увидела меня и белее свечи стала. Только одно твердит: «У нас ничего не было… У нас ничего не было…»

Плюнул я на семью, на любовь. Спутала, подлая, все мои карты. Я на охоту перестал ходить. Целыми днями только и делаю, что набиваю патроны да чищу ружье. Даже нездоров от этого стал. Теперь ничего! Отошло. Ну и тогда, поверь мне, я хотел по-хорошему, ежели что, без обмана, а то на-ка вот!..

Андрей опять замолчал, потом поднялся, почесал затылок, прошелся по комнате и вдруг обратился ко мне:

— Ты почему не пьешь? Чай остынет!

— Чай не пиво, много не выпьешь! — попробовал я пошутить, но Андрей не расслышал меня и думал о своем, расхаживая по дому. После он вышел в коридор и принес оттуда спиннинг, надел катушку и стал наматывать на нее лесу. Делал с умом, не торопясь. Я пил чай и наблюдал за его работой.

— Завтра пойдем на охоту с тобой, хочу спиннинг прихватить, — пояснил Андрей. — Знаю озеро тут одно — рыбы навалом.

Меня потянуло на сон, но не хотелось уходить, не дослушав рассказ Андрея. На душе, как и у него, было гадко и противно. И до чего же мерзок бывает человек в своих действиях и поступках! Животное по своему интеллекту стоит ниже человека, но зато намного благороднее его. Ту пакость, которую позволяет человек, никогда не позволит себе животное.

Андрей, покончив с удочкой, вынес ее в коридор и, вернувшись в дом, неожиданно спросил:

— Есть хочешь?

— Еще как!

Андрей налил мне целую миску, по самые края, щей, нарезал хлеба большими ломтями, на чистую тарелку положил кусок жареного мяса и принес кувшин молока. Сам есть не стал, а сел против меня и задумался.

— Ты чего так смотришь? — вдруг спросил Андрей и погладил голову. Тут он перевел взгляд на окно. На улице по-прежнему лил дождь.

— Просто так! — ответил я приглушенным голосом и тоже посмотрел в окно.

— Да как же, говори «просто так»! Хочешь, наверное, узнать, что дальше было?

— Хочу! — признался я.

В носу у меня защекотало. Это Андрей придвинул черный перец, и он попал в нос. Я отодвинул перец, доел суп и взялся за мясо.

— Дальше ничего хорошего у меня с Зинкой не было. Жили мы порознь — она с агрономом, а я один, — стал рассказывать Андрей. Вид у него был мрачный. Он наполнил свой стакан чаем и отхлебнул из него. — Дело, значит, было зимою. Прибегают как-то мужики ко мне — и в ноги: «Андрюха, голубчик, выручай! Пошел агроном энтот в лес, да и пропал. Всем миром искали, а найти, лешего, не можем. Ведомо нам, что, окромя тебя, никто тутошных мест не знает». Я, конечно, слушать мужиков не захотел. Осерчал даже! Выгнал вон! Вечером пришла и прямо с порога: «На — бей! Застрели! Спаси только его, Андрей! Повинна перед тобой, но ничего не могу поделать — люблю агронома!.. Больше жизни люблю!..»

Губы у Зинки задрожали, а из глаз часто-часто покатились крупные слезы. «Видит Бог, Андрюша, был бы ты другим, я б совсем не каялась, а так, как вспомню все, так в петлю и тянет меня. Агроном уже два раза вынимал». Зинка уже вовсю ревела. Я подставил ей табурет, чтобы она не упала. А сам думаю: «Как она изменилась! Похудела как!» Жалко мне ее стало. Хрен с тобой, живи как знаешь. Сердце, как печь, остыло совсем. Стал я на лыжи и в лес. Снег валил всю неделю, а под конец пурга разыгралась. Больше суток искал я его и нашел в старой заимке. Какой черт его туда занес! Это же самая глухомань. Увидел он меня и задрожал, то ли от холода, то ли от испуга. Бить, думал, буду!..

Андрей поднялся и быстрым шагом заходил по комнате. Он попробовал закурить, но так и не сумел, все спички ломались у него. Я знал отходчивый характер Андрея и поверил тому, что он рассказывал мне. Другой, да и я тоже, в жизнь не стал бы искать агронома, а он стал. Какое сердце надо иметь!..

— Паршивое это дело! Вспоминать не хочется, — сказал Платов, останавливаясь у стола, и передернул плечами. — Слушай дальше! Сразу я, вот те крест, хотел его кончить из ружья. Лес кругом, кто узнает? Потом одумался, отошел. Бог ему судья. Повел агронома домой. Пурга поунялась немного. Только вышли на поляну, а навстречу медведь-шатун. Поднялся на задние лапы и ревет. Я тотчас выстрелил. Зверь, задетый пулей, рядом уже. Я из другого ствола — а сам за дерево. Медведь, падая, успел все-таки зацепить лапой за голову. Кожа чулком снялась.

Андрей снова заходил по комнате. И вдруг подбежал к столу и сделал два больших глотка из стакана с чаем.

Я выглянул в окно. Там уже была ночь. Все так же шел дождь, да скрипела раскачиваемая ветром калитка, да где-то в конце деревни орал пьяный. Тяжело в наше время найти бутылку, а он, счастливчик, достал где-то, да и выпил, гадина, поди, один.