Пробуждение - [100]

– Моего отца тоже доставят в эту клинику? – спрашиваю я, но слова не успевают прозвучать, медики уже несут меня в машину, и яркий свет внутри заставляет глаза сощуриться. У меня возникает странное чувство, будто забыла о чем-то важном. Двери захлопываются, и один из работников крепко пристегивает меня к кушетке.

– Это не займет много времени. Мы прибудем через десять минут, – говорит он, ободряюще улыбаясь, и стягивает серую шерстяную шапку с головы. Из-под нее показываются темно-русые, взъерошенные волосы.

Кого-то напоминает.

Эйдан!

Почему он не был рядом, когда я проснулась? Эйдан был с папой все время и должен был заметить, насколько сильно тот пострадал. Что произошло, когда я отключилась?

– Эй, – медик наклоняется, когда видит выражение моего лица, – все в порядке, ты встанешь на ноги через несколько дней.

Я пытаюсь убедить себя, что поведению Эйдана есть нормальное объяснение. Но в глубине души гадкое чувство, что что-то не так.

* * *

Клиника, в которую меня везут, представляет собой огромный комплекс различных зданий из красного кирпича высотой более десяти этажей. В коридорах отделения неотложной помощи почти такая же суета, как на Таймс-сквер. По крайней мере, при рентгенологическом исследовании выясняется, что у меня нет внутримозгового кровоизлияния. Главный врач, невысокий лысоватый мужчина с усталыми темно-карими глазами, вводит мне обезболивающее и обещает узнать, попадет ли мой отец в эту же клинику.

Но я подозреваю, что он вводит мне успокоительное или снотворное. Когда я очнулась, обнаруживаю себя в комнате с четырьмя кроватями, с двумя пожилыми женщинами лет шестидесяти и молодой матерью, которую только что навещали муж и четырехлетняя дочь. Счастливая болтовня маленькой девочки – последний звук, на который я сознательно реагирую.

Когда мне приходится снова открыть глаза, темнота и тишина пронизывают комнату, словно кто-то заткнул мне ватой уши. Воспоминания о пробуждении в лаборатории Хипа и о психопате Джеке мгновенно заставляют мой пульс подскочить.

Я нахожусь в незнакомой комнате. Кровать теперь стоит рядом с окном, а не слева от двери. Через огромное стекло видны чистое ночное небо и освещенные многоэтажные здания напротив. Черт возьми, я, должно быть, проспала весь день! Надо мной, на серебристой мерцающей опоре висит бутыль, содержимое которой капает в вену. Слева я замечаю круглый стол с тремя стульями, для посетителей. В слабом свете, проникающем сюда через окно, мне удается рассмотреть поднос с пустой тарелкой, стаканом и бутылкой минеральной воды. Мой взгляд опускается на ноги. Только узкая полоска света выхватывает из темноты обивку дивана рядом с подножием моей кровати. И человека, лежащего на нем. Я задерживаю дыхание. Потом очень осторожно ныряю в темноту. Всего несколько секунд. Даже простая концентрация внимания уже заставляет меня вытирать пот с лица, но сердце успокаивается от облегчения.

И в то же время от страха.

– Эйдан! – громко восклицаю я в тишине.

Он приподнимается и какое-то мгновение растерянно смотрит в мою сторону, потом вскакивает. Сделав несколько шагов, преодолевает небольшое расстояние до меня, наклоняется над кроватью и целует в лоб. Его лицо зависает всего в сантиметре над моим, волосы растрепаны, глаза сильно покраснели и опухли. Темные мешки под глазами украшают лицо.

– Скажи мне, – испуганно шепчу я, – что с папой? Разве он…

– Якоб на несколько комнат дальше по коридору, – Эйдан смущенно улыбается и качает головой, – он потерял много крови, но настолько упрямого и крепкого парня так просто не одолеть! Все в порядке. На самом деле ты оказалась права. Монтгомери поднял бы против Фаррана восстание, которое имело бы ужасные последствия. Ты не поверишь, как…

– Я уже нырнула в твои эмоции, Эйдан, – прерываю его суетливое словоблудие, – ничего хорошего. Не ври мне.

Он вздрагивает. Затем грустно улыбается и снова целует меня в кончик носа.

– В течение многих месяцев ты отказывался проникать в мое сознание, а теперь…

– Не отвлекайся!

Выражение его лица становится более серьезным, он поворачивается и подвигает один из стульев для посетителей к кровати. Ожидание. Минуты кажутся часами. Я нервно прикусываю нижнюю губу, когда он уже сидит рядом со мной, согнувшись и опустив голову. Он оперся локтями на колени и беспокойно сложил руки.

– Они обнаружили мою мать со сломанной шеей на краю парка, – его голос звучит удушающе, – у Намары сразу возникли подозрения. Я и не догадывался, что мама так близко общалась с ним. Затем Картер прислал мне запись с камер наблюдения на мобильный телефон несколько часов назад. Они располагались довольно далеко от места преступления, и если увеличить изображение, оно будет крайне размытое и не в фокусе, но…

– Боже мой, Эйдан! – шепчу я, и слезы катятся из глаз, когда я пытаюсь наклониться к нему. Его руки необычайно холодные, он хватает меня, сжимает их, словно может утонуть без поддержки. Пламя, которое ласкало кожу при его прикосновениях, исчезло.

Он приподнимает голову, от этого тоскливого взгляда сердце может разорваться на части.

– Даже если на видео не видно лица, я всегда узнаю силуэт собственного отца.