Пробуждение - [2]
Возчик, сухонький, суетливый старичок, всю дорогу развлекает рассказами о медведях, которые тут встречаются на каждом шагу и запросто обдирают человека до костей. Несколько дней назад тракторист, волоча поваленное дерево, разворотил медвежью берлогу с медвежатами. Еле удрал на тракторе от рассвирепевшей мамаши. Другая медведица два дня осаждала лесника в избе. Еще кто-то пропал рядом с домом, неделю искали, нашли оглоданные косточки. И все в таком роде. И, конечно, он своего добился. Когда стемнело, а стемнело вдруг и наглухо, каждый пень, подступавший к повозке, оборачивался медведем, и я сто раз умирала от страха. Наконец нас вплотную обступили гигантские стволы. Дорога совсем кончилась. Лошадь стала. И такая пала тишина, точно заложило уши. Возчик обернулся и радостно возвестил:
— Ну, дома!
Мне захотелось в тот же миг очутиться в твоей тесной комнатке, увидеть из окна светящуюся синюю вывеску напротив, послушать шум улицы… Точно другая планета!
В темноте скрипнуло, завизжало, грохнуло. Вырезался прямоугольник желтого света, и оттуда выкатилась кругленькая, полненькая фигурка в платочке и принялась выпевать:
— Ну и приехали, ну и ладно-то! А я встревожилась. То ли поезд не пришел, то ли повозка твоя развалилась. Ты ведь у нас мастак! — Говорила она с удивительно приятным напевом, каждую фразу повышая к концу до удивленного вопроса. Разглядела меня в повозке да как завопит: — Господи! А сказывали, мастер приедет! Мужик!
— Вот тебе и мужик! — злорадно сказал возчик и потащил мои вещи в дом.
Оказалось, здесь мне и назначено жить. А в контору к начальству следует явиться с утра.
Через темные сени мы прошли в кухню, наполовину занятую русской печью и грубо сколоченным обеденным столом.
Хозяйка носилась вокруг меня, грохоча стульями, тарелками, кострюлями, и все пела:
— Садись, садись, ноги протяни — сомлели, тридцать километров поджамши…
Она остановилась передо мной и, с лихостью сорвав с себя платок и швырнув, не глядя, в угол, принялась рассматривать меня с откровенным интересом. Лицо у нее на первый взгляд некрасивое — круглое и плоское. Но когда она вдруг хлопнула себя по бедрам и закричала: «Катька, мастера погляди! Поди, поди, шибче!» — глаза ее в узких щелочках так загорелись и лицо осветилось таким непосредственным добродушием, что прелесть как похорошело.
Приотворилась одна из двух дверей, ведущих в жилые комнаты, и на пороге встала босоногая девочка лет семи-восьми, такая же узкоглазая и круглолицая, и выпялилась на меня.
— Нет, поди ж ты! А я мужика ожидала. Бабе сорок лет, холостует! — расхохоталась хозяйка и подмигнула дочери как равной. Потом стала приставать с едой. Водки предложила: — Чо жмешься? И я с тобою выпью.
Сразу решила не вступать в фамильярные отношения и не одолжаться. Сказала, что хочу спать.
Она поняла по-своему:
— Умаялась! Иди, иди, постелено.
Ввела меня в маленькую, чисто прибранную комнатку. Пахнуло нежилой свежестью пола, белья. Хозяйка поглядела на меня с каким-то веселым пренебрежением.
— Небось не куришь? Отдавай пепельницу! — и забрала со столика у окна тяжелую пепельницу с фигурками. Видно, досадно, что пепельница не пригодилась.
Долго сидела я на краешке жесткой кровати, смотрела в черноту за окном. Тусклая лампочка под потолком мигала и тонко звенела, как комар. За перегородкой звякали кастрюли, стаканы, слышались приглушенные голоса хозяйки, Катьки, тихий смех. Все вокруг чужое и непонятное.
Сейчас, когда пишу тебе письмо, все в доме угомонилось. Тишина мертвая. Я одна на белом свете…
Вчера вечером прервала письмо потому, что лампочка погасла. И когда за окном из тьмы выступили черные мохнатые лапы и, покачиваясь, бесшумно заползали по стеклу, мне стало не по себе, я не стала перестеливать и быстро влезла в чужие холодные простыни. Устала так, что едва начала жевать галету, которую нашарила в чемодане под кроватью, как тут же уснула. Только что проснулась от хриплого смеха Катьки. Утро. Она стоит на пороге в розовом облачке и, растянув рот до ушей, показывает на меня пальцем. Ее рассмешило то, что я заснула щекой на галете.
— Нянька! А мама на дворе, доит.
Что означает «нянька»? Может, они рассчитывают, что я буду у них детей нянчить?! Пойду к хозяйке договариваться об условиях. По дороге в контору опущу письмо.
3
Восхитительно! Меня просто-напрасто обманули. Никакой химической лаборатории тут нет. И быть не может! Полдня не могла сесть за письмо: так злилась. А потом… Потом пришла в телячий восторг. Но опишу по порядку.
Утром, ни о чем не подозревая, пошла договариваться с хозяйкой. И тут увидела, как славно стоит наш дом, да и весь поселочек. Спустившись с крыльца, обогнула дом слева и очутилась в огороде среди картофеля и огурцов. Слышу — в другом конце двора дзинькает пустое ведро. Пошла по тропинке за дом и обмерла. Прямо у меня под ногами метров десять обрывистого берега, сплошь в кустарнике с малиновыми цветами. Весь обрыв залит солнцем. А внизу, куда солнце еще не добралось, чернильно-черная река, и на другом, низком, берегу черная стена леса. И такой оттуда, снизу, сказочной жутью веет, и так хорошо здесь, на малиновом этом обрыве под солнцем, — передать невозможно!
