Дождавшись полночи, Митя осторожно, стараясь не разбудить брата, выбрался из-под одеяла.
Леша, как всегда, спал чутко и тотчас заворочался, заскрипел кроватью, невнятно забормотал. Митя замер, стоя в одной рубашке, дрожа от холода и тревоги, что проснется отец, сердито окликнет и потом пойдет шлепать по коридору, проверяя, все ли спокойно дома. Тогда уже не уйти.
Обошлось. Леша повернулся к стене и снова засопел. В соседней комнате похрапывал отец, как всегда, ворочалась и вздыхала во сне мать. За тонкими перегородками слышалось спокойное дыхание сестер.
Митя вышел в коридор, пробрался мимо младшей сестренки, раскинувшейся на сундуке, взобрался по лестнице на чердак. Здесь в углу за кадкой лежала старая одежда, которую братья хранили для ночных вылазок. Он быстро оделся и выполз через чердачное окно на крышу.
Холодный ветер дул от реки. Широкая Брянская улица со стынущими лужами белела в лунном свете, будто покрытая снегом. В одноэтажных деревянных домиках ни огонька. Пустынно. Только на балконе пожарной каланчи, торчавшей среди улицы у самого Митиного дома, поскрипывали доски под ногами дозорного.
Митя мягко спрыгнул на крышу сарая, оттуда — на землю, присел. Два полицейских стражника медленно шли мимо, сутулясь и пряча подбородки в поднятые воротники шинелей.
Он перелез через палисадник в переулок, пригибаясь, побежал к железнодорожной линии, туда, где в полнеба отсвечивало колеблющееся оранжевое зарево. И, завернув за угол, остановился очарованный. Вокруг здания станции горели костры. Неровное пламя заливало багровым светом платформу и высокий позолоченный деревянный павильон. Человеческие фигурки суетились на платформе. Гулко и дробно стучали молотки. Кто-то надсадно и часто кричал непонятное слово: «Кось! Кось! Кось!» Визжали блоки, на которых поднимали на крышу павильона большой резной вензель; по его завиткам перебегали рубиновые огоньки отблесков. От станции к павильону вереницей шли люди, согнувшиеся под огромными темно-красными тюками. Они поднимались на платформу и исчезали в черном отверстии входа. И все это походило на сказку.
— Кто такой? А ну постой! — Из тени дерева к Мите шагнул низкорослый солдат с винтовкой.
Сказка пропала. Митя метнулся в сторону.
— Стой, стрелять буду! Чего шляешь ночью? Чего надо? — испуганно голосил солдат, торопливо щелкая затвором.
Скрываясь в тени придорожных построек, Митя мчался вдоль линии.
По шпалам, помахивая фонарем, прошел обходчик. Митя переждал и затем стремительно перебежал через полотно.
Когда он остановился у тесового забора Сада трезвости, сердце его отчаянно колотилось, ноги дрожали, и прошла добрая минута, пока он успокоился и осмотрелся. Встречу ему назначили здесь. Сквозь щели в заборе было видно, как в глубине сада ярко светились высокие венецианские окна Клуба инженеров. За кремовыми занавесями сновали силуэты, то увеличиваясь и расплываясь, то уменьшаясь. На широком, с чугунной оградой крыльце темнела группа людей, оттуда доносился неясный говор. Острый, влажный запах молодой зелени тянул из сада.
Клуб инженеров подарила заводу княгиня Тенишева. Отец Мити, как уважаемый обер-мастер сталелитейной мастерской, несколько раз бывал в нем. Он рассказывал, что там прямо из пола до самого стеклянного потолка поднимаются невиданные вечнозеленые растения. В центре зала бьет фонтан. У стен в аквариумах плавают золотые рыбки.
