Проблемы истории массовых политических репрессий в СССР - [26]

В Кубанском и Армавирском округах казаки составляли более половины станичного населения.

Вся эта масса была коллективизирована, но к этому времени власть их воспринимала (и это было так!) как крестьян, делящихся на бедняков, середняков, кулаков. Власть волновали последние. Их упорно «выращивали», но вынуждены были называть «кулацкими (антисоветскими или контрреволюционными элементами. В ряды последних попадали все недовольные.

Поэтому коллективизация явилась ударом по всему сельскому населению, но «расказачиванием» она уже не была. Она стала окончательным «раскрестьяниванием», а с ним подлинной трагедией для страны, а с ней для остатков казачества.

Казачья тема была поднята в 1936 г. 20 апреля 1936 г. ЦИК СССР, «…учитывая преданность казачества советской власти», отменил ограничения по службе в РККА, существовавшие ранее. В газете «Правда» появилась передовая статья «Советское казачество», которую некоторые (современные) историки истолковали как политическую реабилитацию казаков.

Но какова была численность казаков? В Краснодарском крае в 1937 г. на этот вопрос ответили быстро – 65% от всего населения[205] – Такого количества не знала даже Кубанская область в начале XX века. Но на всякий случай запросили краевое управление народно-хозяйственного учета (КУНХУ). Последнее ответило: казаков в крае 1339475 поданных …1915 года. Затем вычли районы отошедшие к Ростовской области и «уточнили» – 1.050.000-1.100.000, т.е. 42-45% населения края.[206] Все хорошо как-будто, но в составе руководства, «…начиная от сельсоветов, до крайкома включительно» казаков нигде не оказалось. Почему? А потому, что бывшее вражеское руководство Азово-Черноморского крайкома враждебно относилось к казакам. Отныне этому не бывать.

Что же сделать для этого? «Гениальное» решение предложил С.М. Буденный в докладной записке на имя Сталина и Ворошилова: «Казаками считать поголовно все население Азово-Черноморского и Северо-Кавказского краев, в том числе и бывшее Ставрополье…».[207] Комментарии, как говорится, излишни.

И так, «расказачивание», как объективный процесс, начавшийся в конце XIX века, превратился в условиях большевистского режима в форму репрессий. То ужесточаясь, то ослабевая, он завершился исчезновением казачества как особого социального слоя населения.

А.В. Баранов Информационные сводки ВЧК-ОГПУ как источник по истории политических репресий 1920-х гг.

В исследовании советского периода истории на первый план выходят задачи качества научных знаний, т.е. документальной и методологической интерпретации эмпирических данных. От размашистых, но, увы, малодоказательных обобщений историки постепенно переходят к кропотливому источниковедческому анализу.

Один из важнейших массовых источников по истории политических репрессий в СССР – информационные сводки специальных служб, в 1917-1922 гг. – Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), в 1922 г. переименованной в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) НКВД.

Цель нашей публикации – дать краткую характеристику информационных сводок ВЧК-ОГПУ в источниковедческом и археографическом аспектах. Для этого нужно решить следующие задачи:

- оценить степень изученности проблемы в историографии;

- раскрыть влияние организационного строения и функций информационно-аналитических подразделений ВЧК-ОГПУ на характер их документации в 1920-х гг.;

- определить специфику содержания и оформления информации в различных разновидностях источников.

Документальную основу исследования составили информационные сводки и обзоры, опубликованные в сборниках «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939» (в 4 томах) и «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.)», а также неопубликованные источники из фондов Российского государственного архива; Центров документации новейшей истории Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев. Определенную ценность представляют также археографические комментарии и обзоры фондов, опубликованные в справочниках Российского государственного архива социально-политической истории, ЦЦНИКК.

Вплоть до конца 1980-х гг. информационные сводки и обзоры ЗЧК-ОГПУ не могли быть объектом специального исследования в открытых публикациях. Разумеется, сводки и обзоры цитировались в подцензурных работах советских историков, но не более того. Преобладали «глухие» ссылки без указания точного названия источника и пояснений об истории фондообразователя. С другой стороны, публикации западных «советологов», прежде всего сделанные на материалах «Смоленского архива», были такими же пристрастными и идеологизированными, как и в СССР.

В период «перестройки» и в первой половине 1990-х гг. те же документы подверглись политизированной переоценке в посткоммунистической историографии. Чаще всего ревизия взглядов совершалась в жанрах разделов диссертации, введений к монографиям. Требуемая краткость рассуждений зданием формате не позволяла давать развернутые оценки проблемы.

К середине 1990-х гг. созрели условия для профессионального источниковедческого анализа документов ВЧК-ОГПУ. На материале 1920-х гг. эту задачу реализовали: В.С. Измозик в докторской диссертации и монографии;