Про тебя - [19]

— Не курите в автобусе!

И тут же со своего места визгливо вступает Надя:

— Взял себе моду! Курить могут только шофёра.

Что ж, они правы. Но я знаю, чем на самом деле вызван этот запрет: там, в Нюрнберге, я не исполнил просьбу Игоря, не задержал выходящих из кирхи, и все увидели загружаемые в «икарус» ящики с шоколадом… Не сомневаюсь, что наши бизнесмены решили «реализовать» их на стороне.

Убираюсь восвояси. А навстречу, придерживаясь за спинки кресел, пробирается Тонечка.

— Можно к вам на посиделки?

В руках у неё, кроме неизменного молитвенника, пачка печенья.

— Принесли своё угощение? Погодите. — Я вытаскиваю из‑под сиденья пакет, который дала мне Патрисия. — Давайте посмотрим, что подарили немецкие друзья.

…Батон свежего хлеба. Большая литровая бутылка белого вина. Блок сигарет «Мальборо». Два сорта сыра. Тюбик паштета. Апельсины.

— Гуляем, Тонечка! Чужие люди, первый раз меня видели. Будем пить вино?

— Попробую глоточек. Мне кажется, если вы не против, нужно всем дать попробовать. Как вы думаете, на всех хватит?

— Прекрасная мысль!

С бутылкой в руке пробираюсь к отцу Василию.

— Батюшка, подарили вино. Давайте пустим по автобусу, всех угостим? Тут пробка, а у меня штопора нет.

Игорь берет из моих рук бутылку, осматривает её. Сильным ударом по дну вышибает длинную пробку.

Отец Василий поднимается с места, объявляет:

— По случаю приближения к Франции, прошу приготовить чашки, кружки, у кого что есть. Бог послал нам вино. На этикетке написано — «коллекционное»!

— Ура! — по–пионерски отзывается автобус.

…Мне жалко, что ты не со мной, мой невидимый собеседник, что ты не можешь попробовать этого чуть горьковатого вина, заедая его бутербродом с чудесным сыром.

— Уже захмелела, — говорит Тонечка в то время, как я чищу ей апельсин. — Как вы думаете, тем, кто в задних рядах, достанется?

— Надеюсь.

— А знаете, я ведь пришла поделиться своей тревогой. — Она тянется к моему уху. — Боюсь за Олю. Уже второй день проводит там, у нас, с Мишей и девочками. Поссорилась с мужем, что ли? Нехорошо.

Ольги, оказывается, действительно нет на месте. Георгий сидит один с пластмассовой чашкой в руке. Смакует вино.

— Не тревожьтесь. Сами говорили — «чудесная молодёжь». А он привык к её фокусам.

— Что‑то уж больно серьёзно они взялись за Олю. Храни её Господь!

— Петь что ли заставляют?

Тонечка кивком головы указывает на Георгия. Видимо, он начал прислушиваться к нашему разговору. Меняем тему.

— Вот уж где поют — там, куда мы едем! Небо сходит на землю. Увидите»!

— Так вы уже там были?

— Второй раз сподобилась. Оказал Господь милость.

— Что там, в этом экуменическом центре? Расскажите.

— Невозможно описать. Тысячи людей со всего мира. Молодежь, собираются во имя Христа. Белые, чёрные, латиноамериканцы, японцы. Такого общения, таких молитвенный песнопений в других местах не бывает. Увидите, приобщитесь. И вас Бог сподобит. Какие ни есть душевные раны — все закроются. А какие там монахи! Один брат Пьер чего стоит! До чего добрый, ласковый — ангел Божий! Знает шестнадцать языков.

— И русский?

— Конечно. Увидите — будет встречать, скажет: «Доехали! Слава Тебе Господи! Здравствуй, Россия!». Не человек, а сама любовь. Как я рада за вас, что и вы приобщитесь!

— Может, я недостоин, Тонечка?

— Никто из нас недостоин. Сами видите — все мы грешники, каждый по–своему. Не по достоинству нашему, а по милости Божьей дано всем это паломничество. Давайте вместе помолимся, поблагодарим?

Она открывает молитвенник.

— Акафист Сладчайшему Господу нашему Иисусу Христу. «Возбранный Воеводо и Господи, ада победителю, яко избавлься от вечныя смерти…»

Глаза Тонечки прикрываются. Не понимаю, зачем ей молитвенник. Она знает текст наизусть. Тонечка неразборчиво бубнит, словно впадает в транс, и снова становится похожа на птичку, заворожённую своим пением.

— Господа! Последняя остановка перед границей! — объявляет Надя. — После того, как заправимся, уберите пакеты и сумки, чтоб проход был свободен. Ясно?

Тонечка закрывает молитвенник. Я собираю в пакет остатки нашей трапезы, шкурки от апельсин.

А что, если запихнуть сюда пистолет и выбросить все это в мусорный контейнер?

Выхожу из автобуса последним, и он отъезжает к заправочным колонкам.

Вот они, контейнеры на колёсах — высятся у края тротуара невдалеке от нарядного магазинчика, куда устремилась наша публика.

Подхожу к первому же контейнеру, оглядываюсь по сторонам.

Полицейских не видно. Как будто никто не обращает на меня внимания. Две старушки с высоким господином проходят мимо. Человек в ковбойке и запятнанном комбинезоне тщательно метёт невдалеке и без того чистый асфальт.

Быстро вынимаю из кармана пистолет, запихиваю в пакет, размахиваюсь и перебрасываю через борт контейнера.

Все! Избавился. Испытываю ни с чем не сравнимое облегчение. Закуриваю. Только отхожу от контейнера, навстречу Светлана с матерью.

— Вы уже были в шопе? Что там есть интересного? — спрашивает Зинаида Николаевна.

— Не знаю. Не был.

Они торопливо идут к магазину. А я вспоминаю, что и денег‑то немецких у меня не осталось — ни марки, ни пфеннинга. Все едино, есть там что‑нибудь интересное, или нет.