Про тебя - [21]

— А вы где учитесь?

— В педагогическом, на втором курсе. Отпросилась ради этой поездки. Мама и бабушка дали денег.

— Катя, вы чувствуете, что я к вам хорошо отношусь? — Да.

— Умолите Мишу и Лену, чтоб они больше не приставали к ней. Добром не кончится.

— Хорошо, — смиренно отвечает Катя. — Если смогу…

Автобус резко тормозит, останавливается.

Со своего места вскакивает Надя.

— Кто хочет, может выйти минут на двадцать!

— Давайте‑ка, Катенька, погуляем.

— Сейчас. Только отнесу на место термос и чашку.

Мы с Катей выходим наружу под французские звёзды. Стрекот цикад. Фары автобуса освещают наших пассажиров, толпящихся впереди.

Подходим ближе.

Оказывается Коля и Вахтанг, как грифы на падаль, набросились с гаечными ключами и отвёртками на брошенный у обочины разбитый «Ситроен».

— Разве так можно? — спрашивает Катя. — А если вернётся хозяин?

— Не вернётся! — вмешивается Надя. — Здесь дешевле бросить битую машину, чем починить.

…Отвинчивают колеса, дверные ручки, выдирают пепельницу.

— Коль, сними‑ка мне эти два подголовника, — просит Игорь и объясняет заворожённой толпе. — Будет на моём «жигуле» как бы память о поездке.

Отхожу в темноту. Справа от шоссе тянется проволочная сетка. За ней смутно различаю виноградник. Ни канавы вдоль обочины, ни ямы. Жду пока прервётся слепящий поток машин на трассе. Перебегаю шоссе.

Вот незадача! И здесь почти рядом с асфальтом тянется высокое проволочное ограждение. И здесь виноградник. Если перекину пистолет через сетку, рано или поздно кто‑нибудь найдёт. А я не хочу брать грех на душу.

Иду вдоль сетки. Должна же она когда‑нибудь кончиться!

Нет ей конца. Поворачиваю обратно.

Оказывается, избавиться от оружия труднее, чем его получить. Скоро, через несколько часов, мы приедем во всемирный религиозный центр, можно сказать, в святое место.

В зыбком звёздном свете навстречу движутся две фигуры. Это отец Василий и Ольга.

— Вернемся в Москву, — говорит священник, — дам почитать «Невидимую брань». Там подробно рассказано, как бесы завладевают душами… А вот и мой благодетель. Не угостите раба Божьего сигареткой?

Достаю сигареты. Даю прикурить. Ольга тотчас срывается с места, перебегает шоссе, едва не попав под многотонный фургон.

— Спаси её, Господи! — Отец Василий осеняет себя крестным знамением. — Георгий заставил её сделать аборт. Грех великий. А психиатры выписывают таблетки, ничем помочь не могут…

Он идёт рядом, благодушно рассуждает. А из автобуса уже сигналят, зовут. Операция по раздеванию «Ситроена» закончилась.

Я поднимаюсь за ним по ступенькам. Мимоходом спрашиваю:

— Наденька, когда доедем до места?

— Не знаю. Уже надоели своими вопросами. Часа через три.

Пробираюсь к своему креслу, достаю из‑под сиденья сумку. Быстро

сую в неё пистолет. Заодно, чтоб избавиться от пакета, перекладываю туда же блок «Мальборо».

…В салоне темно. Все вокруг спят. Задергиваю короткую шторку на окне. Но и сквозь неё проходят пульсирующие вспышки. Пять минут двенадцатого.

Хоровод людей, мелькая, обступает меня, кружит в закрытых глазах. Катя, Тонечка, отец Василий, Ольга, Игорь, Акын О'кеич, пани Ева, Фриц…

Несмотря на подложенную под голову куртку, спать неудобно. Болит шея. И все‑таки дремота наплывает, наваливается.

То ли во сне, то ли наяву в полутьме спящего автобуса улавливаю движение. Это Ольга. Стоит, неловко изогнувшись — что‑то привязывает к верхнему крючку над окном, затем просовывает голову сквозь какую‑то петлю. Георгий спокойно сидит рядом. Видимо, спит.

Вскакиваю. Перегибаюсь вперёд, пытаюсь сорвать эту петлю из тонкого кожаного ремешка. Оля молча борется со мной, яростно отталкивает. Тогда я изо всех сил дёргаю за ремень. Он лопается, отскакивает от крюка. Как щенка на поводке протаскиваю Олю мимо Георгия, который продолжает спать. Или притворяется.

И вот она безвольно валится на свободное кресло рядом со мной, уже не противится, когда я снимаю петлю с её шеи.

Оглядываюсь. Зинаида Николаевна немигающе смотрит в упор.

— Они сказали — я проклята Богом, наказана… — Оля подгибает ноги под себя, кладёт голову мне на колени.

Глажу её по волосам, по мокрой от слез щеке. Шепчу:

— Это не так, девочка. Бог добрый. Бог есть любовь, и ты знаешь об этом, да?

Она уже не слышит. Впала в забытье.

Странно, что Георгий не проснулся. Невероятно. Неужели отчаялся и решил — будь что будет?..

Подлокотник между нашими сиденьями давит, и Ольга, не просыпаясь, перебирается ко мне на колени. Держу её в объятиях, как ребёнка.

А теперь скажи мне, почему я стал противен сам себе? Со стороны всё это, может быть, и выглядит благородно, даже красиво — этакий добродетельный христианин, спасающий вокруг всех и вся. Фрица. Олю. Дженнифер от рака… Что происходит? Я вовсе не из команды по борьбе с чрезвычайными ситуациями. Ни брата, ни сестры. Никаких родственников.

Был у меня друг — мой духовный отец. Его убили. Была жена — упала мёртвой у подъезда нашего дома. Инфаркт.

Кроме тебя, никого не осталось. С тобой разговариваю, о тебе думаю.

Я в отчаянии от того, что творится в мире, от того, что творится со мной. Если бы я мог, подобно Роберту Льюису Стивенсону уехать куда‑нибудь на тропический остров, писать под сенью пальм у океана нечто вроде «Острова сокровищ»!