Про Кешу, рядового Князя - [34]

— Может, розами украсить? — огрызается Князь, когда удаляется на безопасное расстояние.

Второе задание было тяжелее, зато деликатнее — мойка казарменных полов. Фронт работы нешуточный: бытовая комната, Ленинская комната, умывальник, сушилка и прочие подсобные помещения и закутки. И чтобы полы, как сказал папа Тур, смеялись! Полы, может, и засмеются, а вот Кешу что-то не тянет на веселье: по его непроверенным подсчетам, предстоит вымыть полгектара полов.

— Пойдемте, девочки, саранки копать, — грустно напевает Кеша, выжимая тряпку. — У маво миленка…

— Парни, письмоноша! — доносится из коридора.

— Привет шоферне! — басит «письмоноша». — Что, ждете? Ждите, ждите, служить-то еще как медным котелкам.

— Не тяни, выворачивай свой кошель! — слышится голос Калинкина. — А то вниз головой будем трясти.

— Ух ты, шустряк! Фамилия как?

— Калинкин.

— Получи, Малинкин! От дамы, гы-гы…

— А мне? Авдеев моя фамилия.

— Тебе пишут… Слушай, на мне седло есть? Нет? А чего ж ты на меня садишься? Думаешь, повезу?

— Не лезьте к нему, сам разберется!

— Вот вам на всю роту, разбирайтесь. Привет, шоферня!

«А вдруг от Галки пришло? — мелькает у Князя. — Но с какой стати, если я ей ни разу не написал? Черкнуть, что ли?»

Конечно, он напишет. Здравствуй, скажет, Галка. Нет, Галочка. А может, Галчонок? Ладно, это потом… Служба у меня идет нормально. Даже отлично! Все тут меня уважают, особенно ротный, наш боевой командир. Он понемногу приучает меня командовать взводом. Даже ротой! Ничего, парни слушаются… Еще Кеша в подробностях опишет, как он тут гоняет младших командиров за расхлябанность, как одному сержанту по фамилии Шевцов вкатил два наряда вне очереди за то, что тот забыл в сушилке сапоги и по боевой тревоге выбежал из казармы босиком и в одних трусах. А в другой раз пришлось его упрятать на губу. Поставили его охранять аэродром, а у него, у раззявы, сперли пять метров взлетной полосы. Пока новый кусок привезли, самолеты простаивали. Со старшиной тоже мука — никак у него скатка не получается… А вчера было учение, где он, Кеша, больше всех «языков» взял, почти целое отделение живьем выловил. Один так визжал и брыкался, что пришлось его связать и портянку в рот засунуть…

Кеша хочет придумать что-нибудь о своих чувствах к Галке, но ничего не придумывается. Странно. Не он ли бегал за ней по всему Вычедолу, выслеживал, чтобы «нечаянно» встретить у подъезда? Почему же теперь не придумывается об этих самых чувствах?

Пораскинь Кеша мозгами, он бы понял, почему. Потому что самого-то чувства и не было. А затея с письмом только для того, чтобы потешить свое самолюбие — получить от Галки письмо. Будет хоть какая-то плата за бывшее увлечение.

В хозкомнату заглядывает Шевцов.

— Ты еще копаешься? Так до конца недели не вымоешь.

— До конца недели вымою, — обещает Кеша.

— Шевелись, молодых на машины будут распределять.

— Мне истребитель дадут?

— Топливозаправщик тебе дадут.

— С крылышками?

— С колесами.

Скучный человек этот сержант. Только и знает, что наряды раздавать. Если бы Кеше сказали, что на родине Шевцова ждет божественной красоты девушка, которой он через день посылает длинные, переполненные сердечными словами письма, то счел бы это за неудачную шутку. Шевцов — это строевая подготовка, наряды вне очереди, ползанье по-пластунски, но никак не сердечные слова. Но это не самое страшное Кешино заблуждение. Пройдет время, и он откроет для себя, что на кактусах растут нежнейшие цветы.

Кеша верен своему слову. Вечером он уединяется в Ленинской комнате и приступает к письму. Временами он не удерживается от смеха — до чего же веселое сочинение получается! Какой полет мысли, сколько свободной фантазии! А когда он описывал, как сержант не умеет ползать по-пластунски и как заполз куда-то, что его только на второй день еле нашли, — со смеху покатывался. На такое письмо просто невозможно не ответить. Наврано, конечно, так, что не провернешь. Но ведь Кеша не требует, чтобы ему верили, он рассчитывает на Галкино чувство юмора.

32.

Осень машет золотой кистью направо и налево. Только к соснам, пихтам и елям не прилипает позолота. Осень как-то враз наваливается на созревшую землю, кутает ее в холодные тучи, студит зеленое сердце лета злым дыханием. Земля так разбухла от дождей, что больше не принимает влагу. Не земля, а мокрая губка — где ни наступил, там воду выжал.

Даже рокот запоздалого топливозаправщика, подъезжающего к автопарку, кажется отсыревшим, глухим. За рулем сидит Кеша, рядом — инструктор. Инструктору пора менять мундир на гражданскую одежду, но он должен прежде научить своего преемника всем премудростям работы на аэродроме.

Военный аэродром — это мир, не похожий ни на что другое. Когда замполит Землянский и капитан Максимов для знакомства привезли пополнение на аэродром, Кеша, да и все остальные, почувствовали себя такими крохотными, такими песчинками среди скал, что до конца полетов не могли унять робость, как ягнята жались к своим сопровождающим.

Со страшным ревом взяв разгон, истребители круто вонзались в небеса. Казалось, что звонкий колокол неба не выдержит такого сотрясающего рева, расколется вдребезги. Кеша угадывал в боевых машинах такую фантастическую силу, что смертный, казалось, просто не в состоянии с ней совладать. Однако из приземлившихся истребителей выходили не боги, а самые обыкновенные человеки. Правда, одежда на них необычная — голубые шлемы с прозрачными забралами, лётные комбинезоны, плотно стягивающие сильные тела. Все пилоты как на подбор. Кеша убежден, что нужно очень долго сортировать людей, чтобы выбрать таких.