Про Кешу, рядового Князя - [14]

Кеша поворачивается кругом.

— Отставить!

Князь с испугом и недоумением смотрит на ротного: неужели передумал и хочет всыпать по первое число?

— Вы свободны.

«Что за фокусы? — лихорадочно соображает Кеша. — А-а, ясно!»

— Есть! — козыряет он и поворачивается уже как положено, то есть через левое плечо.

11.

Кеша выходит из казармы во двор. Лучше бы он не выходил, а продолжал мило беседовать с ротным. Во дворе обнаженные по пояс парни цепочкой стоят у турника и по очереди выделывают на нем какие-то кренделя. Вот поэт Калинкин подходит строевым к перекладине и, легко подпрыгнув, хватается за нее цепкими пальцами. «Поди ж ты, карапет, а достал!» Калинкин делает один переворот, другой, затем осёдлывает перекладину и, непонятно как придав телу вращение, изображает собой мельничные крылья. Покрутившись в свое удовольствие, он мягко спрыгивает в опилки и снова строевым идет в конец шеренги. Ну и гвоздь! Где только выучился?

Шевцов замечает Кешу.

— Курсант Киселев, снимайте гимнастерку и становитесь в строй.

Ага, снова на «вы» перешел, по-уставному. Известная примета. Теперь держись, Князь!

— Есть, товарищ начальник!

— Отставить! Отвечайте, как положено!

— Есть стать в строй!

Вот народ! Могут они что-нибудь без устава делать или без него ни шагу? Сны-то этим сержантам тоже уставные снятся или все-таки разные? А парни стоят и над ним же, Кешей, хихикают. Уж больно быстро они привыкли к уставной жизни, словно родились для того, чтобы маршировать по плацу, крутиться на турнике под команду сержанта и петь удалые песни по пути в столовую. Что за жизнь, скажите, пожалуйста…

По Кешиному мнению, Калинкин взболтнул мозги, покрутившись на перекладине, и теперь пытается мелко острить:

— Князь, что это у тебя ухо красное? Ротный, случаем, не подержался за него?

А парни подпевают:

— Ты все еще не на губе, Князь?

— Плохо вы знаете Кэшу Киселева, девочки! — бодрится тот.

— Да уж тебя-то знаем, ты один у нас такой.

— Это какой такой?

— Филон, какой же еще…

Между тем Кешина очередь неумолимо приближается. Нельзя сказать, что турник навевает на него ужас, но и ничего хорошего он не ждет от этой буквы «П». Кеша нутром чует, что она таит в себе какой-то подвох. Если он когда-то цеплялся за перекладину или за ветку дерева, то разве для того, чтобы позабавить публику. Он повисал на одной руке, судорожно дрыгал свободными конечностями и издавал вопли, которые сделали бы честь лучшим представителям душевнобольных.

— Курсант Киселев, к перекладине!

— Есть!

Парни пока не догадываются, что им предстоит рвать животики. Но сейчас на их лицах засветится неприличное любопытство.

Итак, отполированная ладонями труба — над бедной головой Князя. Он поддергивает штаны, взмахивает руками, чтобы подпрыгнуть, но не прыгает, а скалит на перекладину зубы.

— Киселев, посерьезнее, — замечает сержант.

Кеша подпрыгивает, хватается за перекладину и подтягивается. Теперь переворот. Для этого нужно как можно выше задрать ноги. Но не тут-то было.

— Зад тяжелый, а голова легковата, — подкусывают парня.

А ну, еще раз! У всех получается, а он что, рыжий?

Со стороны могло показаться, что человек попал в беду — взялся за провод высокого напряжения. А три десятка бесчувственных молодых людей ржут над его судорогами и даже не думают спасать несчастного. Судороги становятся все более вялыми, еще немного, и жертва электрического тока, вывалив язык, успокоится навсегда. Однако «жертва» спрыгивает в опилки, снова поддергивает штаны и, плюнув в сердцах, топает в строй.

— Киселев, вернитесь! Я помогу вам.

Кеша стреляет в сержанта разрывным взглядом и возвращается. Артачиться он теперь остерегается.

— Надо подтянуться, откинуть голову назад и одновременно поднять ноги, — поясняет сержант. — Потом переместить центр тяжести на корпус и… Не отвлекайтесь! Кому вы там язык показываете?.. И забросить тело на перекладину. Ясно?

— Просто, как шиш с маслом.

— Действуйте.

Судороги и хохот возобновляются. Сержант хочет подтолкнуть Кешу вверх, но получает сапогом по макушке и оставляет эту пустую затею.

— Вы бы разозлились, что ли! — в сердцах говорит Шевцов. — Может, тогда получится.

Кеша рычит по львиному, пытается перекусить перекладину, но и это не помогает. Ему и вправду легче было бы перегрызть железку, чем перекинуть через перекладину свое деревянное тело.

— Ничего, не пройдет и недели, как я вас научу делать переворот, — обещает Шевцов. — Становитесь в строй.

Самоуверенности у этого сержанта на гарнизон хватит.

А за всей этой картиной наблюдает какой-то невысокий, аккуратно сложенный майор. Он стоит на крыльце казармы, сразу его и не заметить. Похоже, майора тоже потешают Кешины судороги. Увидев офицера, парни смиреют, выравниваются в шеренге. Вот и Шевцов его замечает. Он моментально вытягивается во фрунт и зычно командует:

— Взвод, смирно!

Делать нечего, майор направляется к строю. Навстречу ему режет строевым сержант.

— Товарищ майор, взвод проводит занятие согласно плану! Докладывает сержант Шевцов!

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здра жла тващ майор!

— Вольно!

— Вольно! — повторяет Шевцов.

Замполит разглядывает стриженых. Стриженые изучают замполита. Так на нем все отутюжено, словно этот мундир он надевает только по праздникам и для свиданий с новобранцами. Однако Кеше кажется, что для майора у него слишком простецкое лицо. Такие лица бывают у рабочих горячего цеха, а не у начальства.