Про Кешу, рядового Князя - [12]

— Мировой мужик! — шепчет Кеша Калинкину. — Не обиделся.

— Погоди, он тебе еще покажет, чем баран от тура отличается, — обещает тот.

— А начнем мы это превращение с самого малого, — развивает мысль старшина. — С малого, но не с мелочи, прошу это для себя зарубить. Потому как мелочей в нашем солдатском деле вообще нет. Начнем мы, дети, с портянок.

Все верно, армейская традиция не нарушена. Ну что это, скажите на милость, за старшина, который, увидев стриженую голову новобранца, не стал бы его учить с отеческой заботой мотать портянки? И учить он должен этому делу тоже традиционно.

— Как ваша фамилия? — спрашивает старшина Кешу.

— Киселев, — неуверенно отвечает Князь, у которого мелькает мысль, что «хорошее» место ему придется чистить без сержанта.

— Разуйтесь-ка, курсант Киселев.

Кеша пытается стащить левый сапог. Портянка надежно заклинила ногу. Наконец это ему удается.

— Вот те нате! — разочарованно тянет старшина. — Это что ж у вас такое на ноге?

— На ноге? Вроде, портянка.

— Вот именно — вроде. Солдат, который не умеет наматывать портянку, это даже и не солдат, а этот…

— Баран! — подсказывает кто-то.

— Жертва дороги, — поправляет старшина, строго взглянув на выскочку. — В армии, доложу вам, старших по званию не перебивают. Это, дети, тоже прошу запомнить, а то скажете, что не предупреждал.

Тур делает эффектную паузу: сами, дескать, докумекайте, не такие уж вы и дети.

— Смотрите сюда внимательно. Вот как надо наматывать.

Старшина берет из Кешиных рук портянку и ловко оборачивает его ногу. Получается так аккуратно, словно это не портянка, а цельный носок. Кеше немного неловко, что его ногу пеленает такой уважаемый человек, как седой старшина с орденскими планками на груди. И все же Князь с некоторой гордостью поглядывает на парней. Что и говорить, не каждый день тебя обувают старшины.

— Ну-ка, курсант Киселев, суйте ногу в сапог. Удобно? То-то и оно-то. А теперь всем снять сапоги.

Старшина и со своей ноги снимает сапог, разматывает портянку и снова медленно накручивает ее.

— Сначала на носок. Запас, запас оставляем! Вот так. Потом оборачиваем один раз, на пятку. Вот так… Дорога, она, дети, шуток не любит. Особенно, если по ней бежать… На пятку, на пятку, Киселев! А остаток — на голень. Вот так… А бегать, доложу вам, придется много.

10.

Лето спелым яблоком скатилось к сентябрю. В зелени придорожных берез уже угадывается чуть приметная желтизна. Заплутавший порыв утреннего ветра бежит на тоненьких ножках по траве, кустам и вязнет в нечесаной кроне березы. Поворчав там, в куделе, он желтым листом в изнеможении падает на дорогу. Падает прямо под солдатские сапоги, дружно бухающие по дороге.

Это «карантин» выбежал на утреннюю разминку. Кеша бежит на своем обычном месте — в хвосте колонны. По тяжелому дыханию и по зигзагам можно догадаться, что разминка для него — не самое приятное занятие. Время от времени Князь смахивает рукавом пот со лба и все больше отстает от колонны.

— Подтянись! — кричит неумолимый сержант Шевцов.

Какое там подтянись! Кеше до жути хочется сесть прямо на дорогу. А еще лучше лечь. От одной мысли об этом блаженстве ноги слабеют все больше и теряют всякую связь с головой. Они сами собой норовят свернуть на обочину. Ах, какая там растет мурава! Персидский ковер, а не мурава!

— Киселев, не отставать!

Персидский ковер уплывает назад. В Кешином загнанном сердце зреет полновесный плод ненависти к борзому сержанту, и на созревание этого плода уходят, кажется, последние соки. Ноги превращаются в деревянные ходули, которые уже не имеют ни малейшего отношения к телу. Ходули переступают сами собой.

— Подтянись!

«Иди ты куда подальше! — раздраженно думает Князь. — Чешет, как заводной, и рад. Кому это нужно, чтобы человек вот так изводился? Подохнуть можно, еш-клешь!»

За спиной всего только третий километр, а Кеша уверен, что отмахал все тридцать. Ему начинает казаться, что все человечество поделено на солдафонов и таких, как он, мучеников. И Тур, наверно, не лучше, только прикидывается добреньким. И ротный…

«Мы с рядовым князем Киселевым еще послужим… Капитанам можно служить: посиживай себе в канцелярии да отдавай всякие приказы. А ты помирай тут по пять раз на день. Ну и жизнь пошла, еш-клешь!»

— Не отставать! Киселев, подтянись!

Итак, служба началась. Одно событие сменяет другое с поразительной быстротой. Настоящий калейдоскоп: марш-бросок, строевая, устав, спортгородок, политзанятия и тому подобное. А между ними — столовая, куда нужно шагать непременно с песней. Словно не в столовую идешь, а на парад.

Где-то за лесом ревут турбины истребителей, небо полосуют серебряные стрелы. Там действительно работа! А тут что?

Вот и сейчас сержант Шевцов привел свой взвод на плац. Гоняет курсантов туда-сюда и воображает, что занимается важным государственным делом.

— Р-раз, два, три-и! Р-раз, два, три-и! Нале…

Сержант делает паузу. Сапоги четче режут по выщербленному бетону.

— …во! — раздается, как выстрел.

Строй резко, дружно поворачивается под прямым углом. Но Кеша мешкает, сбивается и начинает путаться под ногами.

— Взвод, стой! — командует сержант. — Курсант Киселев, налево! Прямо шагом марш!