Про Часы Мидаса - [5]
От ее позы и тона не рассмеяться было просто не возможно, что мы, все три тетки, и сделали. Девчонка расширила глаза, забегала ими по нашим лицам, сутулясь и пятясь к двери.
— Что я вам такого сказала? Почему вы надо мной смеетесь? — В ее голоске явно слышались слезы, да и глаза мокро заблестели. — Корректор — крутая профессия!
— Крутая, крутая, никто и не спорит. — Новаторша стала гладить ее по рукавам влажного пуховика, заглядывая в глаза. — Успокойся. Ты чего?
Рерайтица протянула ей сигареты.
— Ты курить хотела. Вот, возьми.
— Не надо. У меня есть свои.
— Никто над тобой не смеется, — продолжила новаторша. — Это мы анекдоты травили перед твоим приходом. Ведь, правда? — И посмотрела на меня.
— Ну да, — как можно искренне подтвердила я. — Анекдоты.
— А тогда, — девушка резко отстранилась от новаторши и показала на нее: — Почему она… В смысле, почему вы спрашиваете, сколько мне платят? Какое вы имеете право?
Мы, три тетки, переглянулись, но приступ смеха сдержали. Девушка шагнула в сторону, достала сигареты и закурила, отвернувшись от нас к окну.
— Ну вот чего ты к девочке пристала? — сказала новаторше рерайтица. — И так ясно. — Она кивнула в мою сторону. — Из ее семи с половиной вычитаем твои три с половиной и мои две с половиной. Полторы на корректуру и остается.
Новаторша замотала головой.
— Не. Мало. Не может корректор меньше рерайтера получать. Нужно вычитать семь с половиной из десятки.
— Две с половиной? — уточнила рерайтица. — Столько же, как и я?
— Да полторы мне платят. Полторы! — громко, но через плечо произнесла девушка, и, обернувшись, добавила: — Спасибо, буду знать, что рерайт здесь по два пятьдесят, а я-то им за полторашку… Я ж не знала! Жесть… Я-то думала, что, как в «Панораме». По полтора — ведь та же самая тысяча за лист. Только там рерайтера называют переводчиком, а здесь — корректором. Жесть…
Мне захотелось ее утешить, и я сообщила:
— Авторов в «Панораме» тоже называют переводчиком в выходных данных. Платят сначала столько же, но после третьего романа начинают каждый раз понемножку прибавлять, по сотенке.
— А в договоре пишут как?
Она заинтересовалась, остальные — тоже. Я уже жалела, что сболтнула лишнее. Но куда теперь денешься?
— В договоре пишут автором, указывают авторский псевдоним.
— И вы пишете за гроши?
— Ага.
— Ха! Я б не стала, — заявила новаторша. — Время тратить на «Пилораму».
— А я бы стала, — со вздохом проговорила рерайтица. — Хоть в «Пилораме» бы напечататься. Хоть раз в жизни. Хоть одну книжку.
— Ну и напиши, если деньги лишние! — Новаторша передернула плечами.
Словно, не слыша ее, рерайтица продолжала, глядя на бурю за окном.
— В серьезные издательства все равно не возьмут с улицы да в таком возрасте. Я много раз начинала…
— Не получается? — сочувственно предположила девушка. — По времени или вообще?
Рерайтица обернулась к ней и спросила так, будто они были здесь совсем одни:
— А у тебя получается?
— Я специально в литинституте учусь. На втором курсе. Просто живу в общаге и никаких связей. А я такой делаю рерайт, ни один автор в жизни не подкопается! Его текст скорее примут за плагиат лажовый, чем мой! Я этим амадениусам устрою! Будут мне больше всех рерайтеров платить! Жесть!
Рерайтица от таких слов явно вернулась в реальность. Она посмотрела на меня. Грустная улыбка. Конечно, она права, что тут понимаю ее только я.
— Рерайт у меня самой, что надо, — заверила она девушку. — Я тебя спрашиваю, получается у тебя собственные романы до конца писать?
Но мы уже этого не узнали, потому что снизу на лестнице появилась кассирша и, запрокинув голову, спросила:
— Кто тут на два часа за гонораром?
— Я! Я! — завопила девушка и понеслась вниз.
— Может, и мы потихоньку пойдем? — предложила рерайтица. — Я на два пятнадцать.
— Я на два тридцать, — сообщила новаторша, взяла рерайтицу под руку и кивнула в сторону моих вещей на подоконнике. — Забирай свои манатки и айда.
— Да я на половину четвертого.
Новаторша удивленно повела бровью.
— А чего так рано подгребла?
— Договор пришла подписывать. — Я ринулась к своей сумке.
— Она ж говорила, что авторский договор ей дают по десятке за страницу, — напомнила новаторше рерайтица.
— Вышла перекурить, пока редактор формы на меня заполняет, ну и зависла тут с вами. — Врала я веселым голосом, запихивая в сумку подсохший шарф: — Она, небось, меня потеряла.
— А чего вещи не оставила у редакторов?
И тут очень вовремя из двери в коридор выглянула моя Дина, приветственно покивала всем и поманила меня рукой.
— Привет! Так и знала, что вы здесь! Пойдем, пойдем. День сегодня ненормальный какой-то. И часы у меня встали, и вообще.
Договор, золото и игры часов
Я подхватила свои вещи и поспешила убраться. Дверь на лестницу за нами захлопнулась.
— Вы уж извините, что заставили вас ждать, — Дина почему-то извинялась. — Деньги-то уже получили?
— Нет. Я ведь на половину четвертого.
— Так давно пятый час. Тоже выпали из времени?
Она показала мне часы на своей руке. Почти двадцать минут пятого. Мои часы были под рукавом пальто да еще и под двумя кофтами, а руки заняты сумкой, зонтом и шляпой — не подобраться.
— Пожалуй, — в тон Дине соглашаюсь я, прикидывая в уме, что, если я пришла сюда в половине третьего, а сейчас пять, значит, прокурила я на лестнице почти два часа. Как-то слишком долго… — Но выпала-то, в основном, бухгалтерия. Кассир с главбухом в пробке застряли из-за этой погоды, когда ездили в банк. Деньги начали выдавать буквально пару минут назад. Так что, до меня не скоро дойдет очередь.
Эта книга о Японии, о жизни Анны Варги в этой удивительной стране, о таком непохожем ни на что другое мире. «Очень хотелось передать все оттенки многогранного мира, который открылся мне с приездом в Японию, – делится с читателями автор. – Средневековая японская литература была знаменита так называемым жанром дзуйхицу (по-японски, «вслед за кистью»). Он особенно полюбился мне в годы студенчества, так что книга о Японии будет чем-то похожим. Это книга мира, моего маленького мира, который начинается в Японии.
Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.
Валентин Михайлович Фалин не просто высокопоставленный функционер, он символ того самого ценного, что было у нас в советскую эпоху. Великий политик и дипломат, профессиональный аналитик, историк, знаток искусства, он излагал свою позицию одинаково прямо в любой аудитории – и в СМИ, и начальству, и в научном сообществе. Не юлил, не прятался за чужие спины, не менял своей позиции подобно флюгеру. Про таких как он говорят: «ушла эпоха». Но это не совсем так. Он был и остается в памяти людей той самой эпохой!
В книгу вошли воспоминания и исторические сочинения, составленные писателем, драматургом, очеркистом, поэтом и переводчиком Иваном Николаевичем Захарьиным, основанные на архивных данных и личных воспоминаниях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.