Про Часы Мидаса - [4]

Шрифт
Интервал

Итак, подхожу я к двери редакторов, а она заперта, хотя ключ снаружи торчит. В принципе, можно и войти, избавиться от пальто и шляпы, зонт устроить сушиться на пол и ждать внутри, но как-то неловко. Я бы лично не ощутила восторга, когда б кто-то без меня сушил зонт в моем кабинете. В бухгалтерию, что ли, спуститься? Нет уж, надо передохнуть. Лучше всего — перекурить на черной лестнице. Там можно и на подоконнике посидеть.

О чем болтают фрилансеры

Выхожу на черный ход, а у окна уже курят две какие-то тетки моего возраста, и одна оконная створка настежь распахнута. Снег так красиво по темному небу клубами, но внутрь ничего не залетает, сторона подветренная. Тем не менее, снимать пальто мне совсем расхотелось. По сравнению с коридорами, тут царила прямо-таки горная свежесть.

Киваю теткам из вежливости, пристраиваю на подоконник свои вещи, закуриваю и невольно слышу их разговор:

— … да ну, самое нудное — отсканировать каждую страницу. А уж сканы в текст перекинуть и через переводчик прогнать — фигня по времени.

— Ничего себе, до чего дошла техника! Я, конечно, чувствую, что перевод машинный, но вот откуда берется текст исходника в электронном виде…

— Из сканера! — перебивает собеседницу продвинутая новаторша. — Оплата, конечно, как в любом бюро переводов, зато «в белую», и объем-то какой! Мы с мужем, он у меня айтишник, наловчились — до пяти книжек за неделю!

— Ой, слушай… Прям не верится. Вот бы раньше знать.

— Ну так. Ноу-хау!

— И ты, что, после переводчика ничего не правишь?

— Даже не читаю. Мне не платят за рерайт.

— Я бы делала и то, и другое. Тут рерайт очень легкий, не то, что в «Панораме». Там и место действия измени, и имена, и треть текста — на новый из головы, а тут — только тупо сократить и более ли менее отредактировать. 3,5 у.е. за перевод плюс 2,5 у.е. за рерайт, это же… Больше 500 у.е. за книжку!

Новаторша отмахивается рукой, под монолог рерайтицы закурив новую сигарету:

— Не грузи! Математик… У тебя рерайт одной книжки тут сколько по времени?

— Когда как.

— Но не меньше недели?

— Ты что! Недели две-три, когда по формату совпадает, а то и месяц, если много сокращения. Иногда ведь даже персонажей надо убирать, значит, сцены с ними — переписывать. А я вообще-то работаю по трудовой, рерайтом только подхалтуриваю.

— Видишь, даже если ты будешь подхалтуривать 3,5 плюс 2,5, у тебя на книжку в среднем три недели по-любому уйдет. Пятьсот за три недели тоже не фигово. А у меня в неделю за пять книжек — около четырехсот, соответственно, за три недели…

— Тысяча двести! — вскрикивает рерайтица и тоже закуривает по новой.

— Ну, поменьше, примерно тысяча «грязными», в смысле, без налогов. По-любому, вдвое больше.

— Был бы английский, я бы точно 3,5 плюс 2,5 работала безо всякого подстрочника.

— У, английский! Мы бы с мужем таких книжек и по семь, да что там, и по десять бы шуровали в неделю. А с немецким голову сломаешь, пока разберешься, не пропустили ли чего на сканере, не перескочили ли потом страницы.

— Да ну, хуже китайского, — хмыкает рерайтица и поглядывает на меня, как бы приглашая к беседе. — Там иероглифы, и сразу ясно, что не понять, а тут — буквы английские, кажется, прочтешь легко, но как бы ни так!

— Да жуть, — соглашается новаторша и говорит, обращаясь именно ко мне: — Кто его вообще знает, этот немецкий?

— Я знаю, — говорю я и не могу удержаться, чтобы не хмыкнуть, потому что они обе замерли и смотрят на меня, как на привидение.

Выкидываю окурок в урну, достаю сигареты и зажигалку, снова закуриваю, а они на меня всё так же молча смотрят. Мне ужасно смешно, но я только улыбаюсь и держу паузу, потому что занятно, что будет дальше.

— Ну и сколько тебе платят? — первой выныривает из тишины новаторша.

— Семь с половиной за перевод. За авторский текст пообещали десять. — Мне ведь тоже охота повыпендриваться.

— Семь с половиной? — округляет глаза новаторша. — Ну ни фига себе! Это ж на полтора у.е. больше, чем за подстрочник с рерайтом!

— 800 за четыре авторских листа! — одновременно с новаторшей взвизгивает рерайтица, делает затяжку и вдруг громко кашляет, видимо, от волнения дым попал не туда.

Новаторша заботливо гладит ее по спине, забирает недокуренную сигарету и выкидывает в урну.

— Кончай курить. Дым уже из ушей.

Она оборачивается ко мне, явно намереваясь что-то сказать, но тут двери из коридора распахиваются и на лестничной площадке со словами:

— Можно с вами? — появляется еще одна особа женского полу в мокрой с улицы одежде, но значительно моложе нас всех.

— Заходи, — говорит новаторша. — А ты кто?

— В смысле? — Новенькая явно сбита с толку.

— Ну, я — переводчик, — представляется новаторша. — Это вот — рерайтер, а это…

— А! Я поняла! — радуется новенькая, перебивая новаторшу. — Я корректор. Вы, что, все тоже за деньгами? Кассира ждете, которая с главбухом в пробке? Я тоже в автобусе по пробкам полтора часа! Какие-то четыре голимые остановки! Полтора часа! Ну и погодка! Жесть! Как бабуля скажет, собаку на улицу не…

— Да остановись ты! Тараторка. Не части, — оборвала ее новаторша. — Лучше скажи, сколько тебе платят за страницу?

— А что? — Тараторка гордо выпрямилась и посмотрела на новаторшу сверху вниз. — Какое вам дело? Это конфиденциальная информация.


Рекомендуем почитать
Записки из Японии

Эта книга о Японии, о жизни Анны Варги в этой удивительной стране, о таком непохожем ни на что другое мире. «Очень хотелось передать все оттенки многогранного мира, который открылся мне с приездом в Японию, – делится с читателями автор. – Средневековая японская литература была знаменита так называемым жанром дзуйхицу (по-японски, «вслед за кистью»). Он особенно полюбился мне в годы студенчества, так что книга о Японии будет чем-то похожим. Это книга мира, моего маленького мира, который начинается в Японии.


Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.


Картинки на бегу

Бежин луг. – 1997. – № 4. – С. 37–45.


Валентин Фалин глазами жены и друзей

Валентин Михайлович Фалин не просто высокопоставленный функционер, он символ того самого ценного, что было у нас в советскую эпоху. Великий политик и дипломат, профессиональный аналитик, историк, знаток искусства, он излагал свою позицию одинаково прямо в любой аудитории – и в СМИ, и начальству, и в научном сообществе. Не юлил, не прятался за чужие спины, не менял своей позиции подобно флюгеру. Про таких как он говорят: «ушла эпоха». Но это не совсем так. Он был и остается в памяти людей той самой эпохой!


Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого

В книгу вошли воспоминания и исторические сочинения, составленные писателем, драматургом, очеркистом, поэтом и переводчиком Иваном Николаевичем Захарьиным, основанные на архивных данных и личных воспоминаниях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Серафим Саровский

Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.