Про Часы Мидаса - [16]

Шрифт
Интервал

Зло утрачивает свою силу над нашими эмоциями, стоит лишь его высмеять. Например, учась у Гоголя. Смех — вообще великая сила. Вспомните картину Репина «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану». Сразу ведь заулыбались? Колоссальная энергетика исходит от этой картины даже в нашей памяти.

Так что, выражаясь по-научному, мотивация «негде жить» отпадала. Что же касается «не жить друг без друга», то творческие люди изначально плохо приспособлены для семейной жизни. Не просто же так монахи любых религий дают обет безбрачия: от молитвы ничто отвлекать не должно. Процесс творчества — тоже своего рода молитва, медитативная практика. Сочинительство — однозначно медитация. Чтение, кстати, тоже.

Думаю, что каждому из вас случалось хоть раз, зачитавшись в метро, проехать нужную станцию. И вы наверняка можете вспомнить свои ощущения, когда вдруг осознаете, что вы в поезде метро, но не знаете, какая за окном поезда станция, потом понимаете, какая, но не та, которая вам нужна. Сначала растерянность, потом — раздражение и от того, что проехали, ведь теперь придется терять время на возвращение в нужное направление, и одновременно — от того, что вы вырваны из некоего иного мира, где вам было так хорошо, что уходить оттуда не хотелось.

Вы выскакиваете на ближайшей станции, переходите на другую сторону платформы, садитесь в поезд и едете обратно в страшном раздражении и из-за потерянного времени, и из-за того, что теперь не рискуете снова открыть книгу, чтобы не проехать опять. А открыть ее и вернуться в тот, иной, мир очень хочется. И вы злитесь, может, даже бессознательно, но злитесь точно на мир реальный, который не дает вам вернуться в тот, иной, где так хорошо…

Чтение — это акт сотворчества читателя с автором, точно такой же по сути, как исполнение музыкального произведения. Каждый исполнитель играет по-разному одно и то же произведение одного и того же автора. Композитора может и не быть на этом свете давным-давно, но акт сотворчества его и исполнителя все равно происходит. В том, ином мире, в мире творчества. Там все равны — девчушка, впервые выводя мелодию на скрипочке или вышивая по ткани первые стежки, и Леонардо. Там нет ни пола, ни возраста, ни времени, ни социального статуса, ничего вообще, социально значимого в этом мире, даже религий, потому что все религиозные трактаты написаны тоже людьми, они точно такие же тексты, как и все другие. В том, ином мире есть только радость творчества — потрясающей доверительной близости с Творцом, Автором авторов, со Вселенной.

Одна маленькая девочка, с которой я занималась репетиторством по немецкому языку, однажды меня спросила:

— Тетя Люся, а Дед Мороз существует? Настоящий, живой, чтобы можно было поговорить, потрогать. Или взрослые просто обманывают детей? Я же вижу, что это папа нарядился. Он думал, что я не узнаю в темноте, но ведь я уже не маленькая, я узнала!

Она училась еще и в музыкальной школе, и мне очень хотелось, чтобы она сама нашла ответ, поэтому я тоже спросила:

— А музыка существует? Живая, чтобы потрогать?

Девочка удивилась:

— Вы что? Музыку потрогать нельзя.

— Но как же? Сборники с нотами ведь потрогать можно.

— Ноты — это не музыка. Чтоб была музыка, ее нужно сыграть!

— А пока не сыграешь, ее нет?

— Нет, конечно. Вы что?

— Но вообще-то музыка на свете есть? Без нот. Не все же знают нотную грамоту.

У девочки вдруг радостно вспыхнули глаза.

— Тетя Люся! Я все поняла! Деда Мороза тоже должен кто-то сыграть! А пока никто не сыграет, его тоже тут нет, как музыки. А там он есть!

— Там, это где?

— Ну, не знаю, там, наверное, где музыка, когда ее никто не играет здесь.

Супер-сила

Страна чудес, мир иной, Царство Божие, используя эзотерическую терминологию — эгрегор творчества. Но дело не в названии, а в том, что такой мир есть. И он очень сильный, потому что кайф от пребывания в нем сильнее кайфа даже сексуального оргазма. Кайф творчества подсаживает, как наркотик. Состояние в момент пребывания в творческом процессе хоть и аналогично медитативному, но по своей активности, скорее, ближе к алкогольному опьянению. В Нирване ведь нет места экзальтации, аффекту, а тут очень даже есть. И похмелье после творческого «перепоя» тоже гарантировано — вплоть до дрожи по всему телу, головной боли, головокружения, тошноты. И аналогичное лекарство — творчески «опохмелиться». Там, глядишь, и творческий «запой» превращается в норму, и до «передоза» остается недолго.

Блаженное состояние, в каком вы находились, когда, выпав из времени и пространства, зачитались в метро, даже еще более упоительное блаженство испытывает творческий человек, пребывая в том, ином мире. В состоянии же, в каком вы выскочили из вагона, проехав нужную станцию, творческий человек пребывает в реальном мире не от случая к случаю, а постоянно. Вот поэтому так трудно общаться с творческими людьми. В ином-то мире они — боги и цари, могут все, а в реальном? Ну, да, в действительности все не так, как на самом деле…

Кому дано — с того и спросится. Дар слова — серьезный дар, может, даже самый серьезный, ведь «В начале было Слово», как никак. А любой дар — это своего рода супер-сила, которой надо учиться управлять, чтобы использовать ее во благо и не приносить вреда ни другим, ни себе. Только вот насчет «других» вопрос тонкий. Вспомните героя фильма «Великолепный», писателя, который в жизни был самым заурядным и совсем не героическим, но на страницах своих романов очень лихо расправлялся с недругами из реальной жизни, превращая их в персонажей, по сюжету подлежащих и заслуживающих уничтожения.


Рекомендуем почитать
Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Великие заговоры

Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три женщины

Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.