Про Часы Мидаса - [16]
Зло утрачивает свою силу над нашими эмоциями, стоит лишь его высмеять. Например, учась у Гоголя. Смех — вообще великая сила. Вспомните картину Репина «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану». Сразу ведь заулыбались? Колоссальная энергетика исходит от этой картины даже в нашей памяти.
Так что, выражаясь по-научному, мотивация «негде жить» отпадала. Что же касается «не жить друг без друга», то творческие люди изначально плохо приспособлены для семейной жизни. Не просто же так монахи любых религий дают обет безбрачия: от молитвы ничто отвлекать не должно. Процесс творчества — тоже своего рода молитва, медитативная практика. Сочинительство — однозначно медитация. Чтение, кстати, тоже.
Думаю, что каждому из вас случалось хоть раз, зачитавшись в метро, проехать нужную станцию. И вы наверняка можете вспомнить свои ощущения, когда вдруг осознаете, что вы в поезде метро, но не знаете, какая за окном поезда станция, потом понимаете, какая, но не та, которая вам нужна. Сначала растерянность, потом — раздражение и от того, что проехали, ведь теперь придется терять время на возвращение в нужное направление, и одновременно — от того, что вы вырваны из некоего иного мира, где вам было так хорошо, что уходить оттуда не хотелось.
Вы выскакиваете на ближайшей станции, переходите на другую сторону платформы, садитесь в поезд и едете обратно в страшном раздражении и из-за потерянного времени, и из-за того, что теперь не рискуете снова открыть книгу, чтобы не проехать опять. А открыть ее и вернуться в тот, иной, мир очень хочется. И вы злитесь, может, даже бессознательно, но злитесь точно на мир реальный, который не дает вам вернуться в тот, иной, где так хорошо…
Чтение — это акт сотворчества читателя с автором, точно такой же по сути, как исполнение музыкального произведения. Каждый исполнитель играет по-разному одно и то же произведение одного и того же автора. Композитора может и не быть на этом свете давным-давно, но акт сотворчества его и исполнителя все равно происходит. В том, ином мире, в мире творчества. Там все равны — девчушка, впервые выводя мелодию на скрипочке или вышивая по ткани первые стежки, и Леонардо. Там нет ни пола, ни возраста, ни времени, ни социального статуса, ничего вообще, социально значимого в этом мире, даже религий, потому что все религиозные трактаты написаны тоже людьми, они точно такие же тексты, как и все другие. В том, ином мире есть только радость творчества — потрясающей доверительной близости с Творцом, Автором авторов, со Вселенной.
Одна маленькая девочка, с которой я занималась репетиторством по немецкому языку, однажды меня спросила:
— Тетя Люся, а Дед Мороз существует? Настоящий, живой, чтобы можно было поговорить, потрогать. Или взрослые просто обманывают детей? Я же вижу, что это папа нарядился. Он думал, что я не узнаю в темноте, но ведь я уже не маленькая, я узнала!
Она училась еще и в музыкальной школе, и мне очень хотелось, чтобы она сама нашла ответ, поэтому я тоже спросила:
— А музыка существует? Живая, чтобы потрогать?
Девочка удивилась:
— Вы что? Музыку потрогать нельзя.
— Но как же? Сборники с нотами ведь потрогать можно.
— Ноты — это не музыка. Чтоб была музыка, ее нужно сыграть!
— А пока не сыграешь, ее нет?
— Нет, конечно. Вы что?
— Но вообще-то музыка на свете есть? Без нот. Не все же знают нотную грамоту.
У девочки вдруг радостно вспыхнули глаза.
— Тетя Люся! Я все поняла! Деда Мороза тоже должен кто-то сыграть! А пока никто не сыграет, его тоже тут нет, как музыки. А там он есть!
— Там, это где?
— Ну, не знаю, там, наверное, где музыка, когда ее никто не играет здесь.
Супер-сила
Страна чудес, мир иной, Царство Божие, используя эзотерическую терминологию — эгрегор творчества. Но дело не в названии, а в том, что такой мир есть. И он очень сильный, потому что кайф от пребывания в нем сильнее кайфа даже сексуального оргазма. Кайф творчества подсаживает, как наркотик. Состояние в момент пребывания в творческом процессе хоть и аналогично медитативному, но по своей активности, скорее, ближе к алкогольному опьянению. В Нирване ведь нет места экзальтации, аффекту, а тут очень даже есть. И похмелье после творческого «перепоя» тоже гарантировано — вплоть до дрожи по всему телу, головной боли, головокружения, тошноты. И аналогичное лекарство — творчески «опохмелиться». Там, глядишь, и творческий «запой» превращается в норму, и до «передоза» остается недолго.
Блаженное состояние, в каком вы находились, когда, выпав из времени и пространства, зачитались в метро, даже еще более упоительное блаженство испытывает творческий человек, пребывая в том, ином мире. В состоянии же, в каком вы выскочили из вагона, проехав нужную станцию, творческий человек пребывает в реальном мире не от случая к случаю, а постоянно. Вот поэтому так трудно общаться с творческими людьми. В ином-то мире они — боги и цари, могут все, а в реальном? Ну, да, в действительности все не так, как на самом деле…
Кому дано — с того и спросится. Дар слова — серьезный дар, может, даже самый серьезный, ведь «В начале было Слово», как никак. А любой дар — это своего рода супер-сила, которой надо учиться управлять, чтобы использовать ее во благо и не приносить вреда ни другим, ни себе. Только вот насчет «других» вопрос тонкий. Вспомните героя фильма «Великолепный», писателя, который в жизни был самым заурядным и совсем не героическим, но на страницах своих романов очень лихо расправлялся с недругами из реальной жизни, превращая их в персонажей, по сюжету подлежащих и заслуживающих уничтожения.
Воспоминания Е.П. Кишкиной – это история разорения дворянских гнезд, история тяжелых лет молодого советского государства. И в то же время это летопись сложных, порой драматических отношений между Россией и Китаем в ХХ веке. Семья Елизаветы Павловны была настоящим "барометром" политической обстановки в обеих странах. Перед вами рассказ о жизни преданной жены, матери интернациональной семьи, человека, пережившего заключение в камере-одиночке и оставшегося верным себе. Издание предназначено для широкого круга читателей.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.