Про Часы Мидаса - [11]

Шрифт
Интервал

Я опять не поленилась, взяла книжку и по всему тексту отметила карандашом ее перлы. На тот момент я как раз закончила очередной роман и должна была сдавать его на дискете плюс передавать распечатку. Двести страниц на пишмашинке — практически цена пачки бумаги. А вот когда речь идет о принтере, то один только картридж стоит, как двадцать процентов панорамовского гонорара. Зато тиражи тут были порядка пятидесяти тысяч экземпляров, хотя и ни копейки роялти. А та книжка вышла тиражом аж пятьдесят семь тысяч.

Приезжаю я тогда в «Панораму» и иду сразу к своей прежней редакторше, которая действительно профи и научила меня очень многому. Рассказываю ей ситуацию и даю книжку. Она читает по моим пометкам, глаза округляются.

— Да уж, — говорит, — было бы смешно, если бы не так грустно. Ну и взяли работничка. Я слышала, поговаривали про нее, но не думала, что до такой степени.

Я говорю:

— А кто мог подумать? У меня подруга есть тоже с Литинститутом. Поэтесса потрясающая! Еще и статьи по искусству пишет обалденные. А к этой супер-профи я больше не пойду. Я хочу работать только с вами. Принимайте роман, вот дискета, вот распечатка.

— Я не могу.

— Почему?

— Потому что за каждым редактором закреплены определенные авторы. Мне тоже нравится с вами работать, но так решило руководство.

— Тогда пойдемте к нему!

— Шутите? — хмыкает она и шепотом добавляет: — Креатура хозяина.

— Тогда я вообще не отдам роман. Пусть лежит в столе.

— А деньги?

— Договор с автором расторгается без взаимных претензий. Я сегодня нарочно перечитала договор.

— Я о гонораре. Вы же не дочка Рокфеллера.

— Ну и что? Я не хочу, чтобы Натали де Рамон еще раз выходила под таким соусом.

— Напрасно вы отказываетесь. Натали де Рамон пишет так хорошо, что ее трудно испортить.

Я не поверила своим ушам!

— Спасибо! Так неожиданно. Представляете, мой гран-ами слово в слово сказал, когда я ему поплакалась. Но услышать такое от вас… Спасибо! Тем более, не дам ее портить.

— Я, конечно, попробую, но ничего обещать не могу.

Через какое-то время она позвонила и сказала, что все получилось. Я отдала ей роман, и в дальнейшем дружила только с ней. А примерно через год после той истории, я узнала, что супер-профи больше не работает в «Панораме». Она ушла не по собственному. Ее уволили за профнепригодность. У издательства сменился хозяин.

Однако по сравнению с тем, кто перекроил «Часы Мидаса», та тетенька была, пожалуй, правда, профи. Она лишь добавляла отсебятину, но не переписывала фразы, корежа ритм и слог. Читать в ту ночь «себя» мне расхотелось окончательно. Ничего же не меняется, дочитаю я сейчас до конца или нет. Толк будет, если я включу компьютер, стану сверяться со своим оригиналом и отмечать в журнале перлы карандашом, чтобы потом пойти в издательство и разъяснить претензии наглядно. Но и перлы искать тоже можно завтра, да и вообще после того, как я доделаю брошенную сегодня работу. За нее я получу деньги, а за «Часы Мидаса» — давно истратила. И вообще: «Натали де Рамон пишет так хорошо, что ее трудно испортить». Все, проехали. Утро вечера мудренее. Надо ложиться спать.

Я бы так и сделала, но моя подруга, у которой я только что принимала душ, терпеть не может ничего непристойного. И если моя соседка отнеслась к добавке порнухи вполне философски, то с этой подругой может случиться настоящая истерика. Мы дружим с ней много лет, и мне совсем не хочется ее терять из-за «опытного автора». Надо поскорее пробежать текст хотя бы по диагонали и в случае, как говорится, подтверждения подозрений, сразу позвонить ей, предупредить и объяснить. Мы обе — совы, поэтому ничего страшного. Скорее всего, она сейчас читает «меня» и даже обрадуется, если я поблагодарю ее за ужин и доложу о благополучном прибытии.

Я пролистала журнальчик и с облегчением выдохнула. Ну да, кое-что эротическое вписано, но полная банальщина, типа: «… они предавались в постели любовным утехам». Явно не рука «опытного автора» и не стиль редакторши Дины. Можно ложиться спать и не звонить. Моей подруге истерика не грозит. Сама-то я, конечно, истерила очень.

Диагноз от подруги

На следующий день подруга звонит:

— Ой, мне так понравилось! Прямо не ожидала. Ты же знаешь, что я такого не читаю. Я бы не стала читать, если бы не ты написала. А мне же интересно, потому что это моя подруга написала. Я даже не думала, что ты такое пишешь!

— Какое такое?

— Фэнтези! Ты же знаешь, что кино такое я тоже не люблю. Всякие чудовища, монстры, гадость такая. А у тебя все, как в нормальной жизни! Ты так закрутила, так здорово! Просто очень интересно!

— Да не я закрутила. Мы вместе с моей соседкой закрутили. Я же тебе вчера рассказывала, как она придумала две наши старые истории переплести.

Она перебивает:

— Вчера я еще не читала, а сегодня прямо под впечатлением! Ты только не обижайся! Я тебе честно скажу, вчера я прямо боялась читать, вдруг не понравится? Что я тебе потом скажу? Ты же моя подруга. Стала читать, прямо от сердца отлегло. Так прямо, конечно, неожиданно!

— Что неожиданно? Что отлегло?

— Только ты не обижайся! Я же понимаю, что это другой жанр, что тут, наверное, так надо, но я же фэнтези первый раз читаю, я не знаю… Ты только не обижайся! Мне, правда, очень, очень понравилось!


Рекомендуем почитать
Линии Маннергейма. Письма и документы, тайны и открытия

Густав Маннергейм – одна из самых сложных и драматических фигур в политике XX века: отпрыск обедневшего шведского рода, гвардеец, прожигавший жизнь в Петербурге, путешественник-разведчик, проникший в таинственные районы Азии, боевой генерал, сражавшийся с японцами и немцами, лидер Белого движения в Финляндии, жестоко подавивший красных финнов, полководец, противостоявший мощи Красной армии, вступивший в союз с Гитлером, но отказавшийся штурмовать Ленинград… Биография, составленная на огромном архивном материале, открывает нового Маннергейма.


В советском плену. Свидетельства заключенного, обвиненного в шпионаже. 1939–1945

Райнер Роме не был солдатом вермахта, и все же Вторая мировая война предъявила ему свой счет: в 1945 г. в Маньчжурии он был арестован советской разведслужбой по подозрению в шпионаже против СССР. После нескольких месяцев тюрьмы Роме оказывается среди тех, кто впрямую причастен к преступлениям фашистской Германии – в лагере для немецких военнопленных. В своих воспоминаниях Роме описывает лагерное существование арестантов: тяжелый труд, лишения, тоску по родине, но эти подробности вряд ли поразят отечественного читателя, которому отлично известно, в каких условиях содержались узники немецких лагерей смерти. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Мои годы в Царьграде. 1919−1920−1921: Дневник художника

Впервые на русском публикуется дневник художника-авангардиста Алексея Грищенко (1883–1977), посвящённый жизни Константинополя, его архитектуре и византийскому прошлому, встречам с русскими эмигрантами и турецкими художниками. Книга содержит подробные комментарии и более 100 иллюстраций.


Он ведёт меня

Эта книга является второй частью воспоминаний отца иезуита Уолтера Дж. Чишека о своем опыте в России во время Советского Союза. Через него автор ведет читателя в глубокое размышление о христианской жизни. Его переживания и страдания в очень сложных обстоятельствах, помогут читателю углубить свою веру.


Джованна I. Пути провидения

Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.