Призвание - [17]

…Пожилая техничка двинулась коридором, тряся над головой заливистым медным звонком.

Все повалили в аудитории.

Им, первокурсникам, отвели для занятий нижнюю, самую емкую и просторную. Сашка пристроился в заднем ряду, обвел глазами сидящих.

Все тридцать шесть напряженно ждали, выставив из-за мольбертов разномастные головы. Вон Мишка Валегин по кличке «Валега», Долотов Федя, Азарин Володька (последние двое, тоже отличники, как и Сашка, были зачислены без экзаменов), вон Гошка Слипчук (Гошку назначили старостой курса и одновременно старостой комнаты в общежитии); Суржиков с постным ликом монашка и суздальскими глазами; Стасик Средзинский, полуполяк-полурусский, в клетчатом заграничном костюме, в щегольской феске с кисточкой; Алик Касьянинов с челочкой. Тесной кучкой, как куры, сгрудились трое девчат (приняли всех трех!). А вон цыганистый Казаровский с зубами из нержавейки — словом, все те, кого называл ему Колька и с кем он успел познакомиться сам.

Все ждали директора.

Среди первокурсников ходили разные слухи. Одни говорили, руководить их курсом директор вызвался сам и обучать их будет по особой какой-то системе, другие — что он только временно замещает еще не прибывшего преподавателя. Тем не менее все это возбуждало, подогревало к нему интерес.

Директор вошел стремительно. Дернув бритой большой головой, на ходу поздоровавшись, подкатился на толстых коротких ножках к столу.

Все встали.

— Садитесь!

Представился новому курсу, поздравил с началом учебного года. Сказал, что будет руководить их курсом, готовить из них художников, будущих мастеров. Основную свою задачу, сказал директор, он видит в том, чтобы подготовить из них таких мастеров, которые бы владели основами реалистического письма. Что же в учебе их будет главным?..

— Талант! — выкрикнул бодро, опережая события, Колька.

— Все остальные тоже так думают? Нет?.. Кто же еще так думает, есть среди вас такие?

— Есть! — сказал смуглолицый парнишка со смелым взглядом больших серых глаз, сидевший рядышком с Колькой.

— Вот уж у вас и единомышленники объявились! — глянув с острой усмешкой на Кольку, сказал директор. И добавил, что талант это верно, без него в искусстве делать нечего, но на одном лишь таланте далеко не уедешь, а нужно что-то еще. Но что?

Помолчал, интригуя, обвел притихших студентов своим ястребиным взглядом, словно бы ожидая ответа, но все молчали, робели и ждали, что скажет он сам.

Талант, он сказал, как известно, от бога, а законы лежат в натуре. Талант без труда и без знания не многого стоит, а если соединить его с знанием, с умением — это и будет именно то, что требуется.

Начинающие, продолжал директор, обычно не очень желают терпеливо учиться, торопятся сразу же перейти к творчеству, ищут разные «приемы», «секреты», думая, что если уж он овладел какой-то особой манерой, особым штрихом, мазком, то он овладел и искусством. Но так рассуждает кто? Так рассуждают одни дилетанты. Основа искусства — рисунок, а в нем — анатомия, перспектива. Для овладения всем этим нужны знания и знания, и никакая манера, техника здесь не поможет без знаний, не сможет помочь.

— Учить вас будут художники-педагоги, но самым главным учителем будет для вас натура, умейте учиться больше всего у нее. Вот когда от нее наберетесь, овладеете ею, тогда и выйдут из вас художники настоящие…

Сашка не все понимал в его речи. Колька же — этот сидел как на горячих угольях, худое лицо его млело, ежесекундно меняясь в цвете. Он вертел головой, как синица, то влюбленно глядя на директора, то толкая локтем соседей: слышите? слышите? Глянул победно на Сашку: а я что тебе говорил?!

Вскоре Колька и сероглазый его сосед нетерпеливо тянули руки, горя желанием о чем-то спросить, но директор глядел мимо них.

Колька не выдержал:

— Можно вопрос?

— Что там у вас?

— А кого из нас будут готовить?

Оказалось, будут готовить художников по текстилю, по фарфору, керамике, книжной графике, а также монументалистов — специалистов по стенной росписи. И вероятно, художников лаковой миниатюры…

— Выбор, как видите, очень большой.

— А станковистов будут готовить? — спросил сероглазый, Колькин сосед.

— Нет, станковистов не будут.

Сероглазый чуть слышно свистнул: вот это номер!..

Не выпуская погасшей трубки из губ, своей спешащей походкой вошел Гапоненко, завуч. Доверительно пошептавшись с директором, плюхнул на стол стопу холстов и картонов, напоминавшую горку больших разномастных блинов, и принялся развешивать их на передней стене, расставлять возле классной доски, на столах.

Это оказались экзаменационные работы их, первокурсников. (Среди них Сашка увидел свою, с недописанным левым углом.)

Завуч, закончив работу, ушел, а директор при общем глубоком молчании принялся за разбор и оценку работ. Ругал за мазистость, манерность, за стремление все делать как у больших художников. Досталось особенно Кольке и Казаровскому Митьке. Митька в ответ лишь лупил бараньи глаза да скалил свой металлический рот в глуповатой улыбке. Колька же — этот снова вертелся как на иголках, тянул до вывиха руку, весь подаваясь вперед, пытаясь что-то сказать, возразить…

Похвалы, да и то скуповатой, удостоились очень немногие. К общему удивлению, лучшей директор признал акварельку, раскрашенную старательно детскими красочками-ляпушками. Принадлежала она, как оказалось, Суржикову, монашку. Тот, опустив девичьи ресницы, смутился от неожиданной похвалы.