Призраки Бреслау - [56]

— Книжки читаю. — На лице Эрики появилась усмешка, показавшаяся Моку нахальной. — Особенно интересуюсь античностью. В любительском театре я даже играла Медею. Может, из меня актриса получится.

— Зачем ты сюда явилась? В эту квартиру? — Мок прикрыл глаза, чтобы не обнаруживать терзавшие его противоречивые чувства.

— Я прихожу сюда каждую субботу. Вот уже несколько недель.

— Ты тут… работала по профессии? — Мок долго подбирал слова.

— По профессии, не по призванию.

— А какое у тебя призвание?

— Театр, — шепнула она, покраснела, стиснула зубы, как бы стараясь не заплакать, и язвительно рассмеялась.

— Подробно опиши, чем ты здесь занималась в последний раз, — строго потребовал Мок. Переменчивость настроений у Эрики наводила на мысль о психической болезни.

— Тем же, чем и всегда.

— Точнее.

— Это вас возбуждает? — спросила она полушепотом.

— Детали можешь не сообщать. Говори в общих чертах.

— Я не знаю, что такое «в общих чертах»… — И опять улыбка.

— Говори же, черт тебя побери! — заорал Мок. — Те четверо, которые здесь жили, покойники!

Моку хотелось верить, что испуг на ее лице непритворный.

— Прошу прощения. Докладываю. Меня нанимал богатый господин. Фамилии не знаю. Познакомились в «Эльдорадо», где я работаю фордансеркой. У него была борода. Он со мной потанцевал, а потом мы отправились в мою комнату. Бородатый предложил мне постоянную работу — участие в сеансах разврата. Я согласилась на том условии, что если мне не понравится, то я сразу выхожу из игры.

Девушка смолкла, теребя нежными пальчиками покрывало.

— Дальше. — Мок говорил очень тихо, чтобы скрыть хрипоту. — Я не первый раз вижу такую, как ты, и на меня не действуют… рассказы гетер. Прошли те времена, когда меня возбуждали творения Алкифрона.[51]

— Жалко, — вставила Эрика серьезно.

— Это еще почему? — Мок почувствовал нарастающий гнев. Надо же, пройдоха девка вертит им как хочет!

— Мне стыдно об этом говорить, — объяснила она все так же серьезно. — Если бы вас это возбуждало, я бы просто делала свою работу. Ведь ее суть — распалить мужчину. А так я сама не знаю, какими словами изъясняться…

— Когда говоришь о своей профессии, употребляй выражение «заниматься» вместо…

— Хорошо. — И она принялась рассказывать: — Этот господин согласился на мои условия и сообщил адрес. Мне надо было приходить сюда каждую субботу после шести. Он особенно подчеркивал «после шести». Я и приходила. Никакими извращениями я не занималась. В комнате находилось шесть человек: господин, который меня нанял, юная девушка в инвалидной коляске и четверо молодых матросов. Они тут жили. По-моему, они только наряжались матросами. Настоящие матросы живут на корабле, а не… обслуживают дамочек. По приказу моего клиента я раздевалась. Мною занимался один матрос. Мой клиент переносил девушку из коляски в кровать, и ею занимались остальные три матроса. А она смотрела на меня и моего… ну, который был со мной, и это ее здорово заводило, судя по всему. Ведь насмотревшись, она охотно занималась сразу с тремя. Так повторялось каждый раз.

— А твой клиент тобой не занимался? — Мок громко проглотил слюну. — Или девушкой в коляске?

— Боже сохрани! — воскликнула Эрика.

— Почему тебя с ними не было в последнюю субботу?

— Женское недомогание.

— Значит, калекой занимались сразу четверо?

— Наверное. Не знаю. Меня здесь не было.

Кто-то энергично постучал. Мок достал маузер, двинулся к двери и заглянул в глазок. Потом открыл дверь и впустил вахмистра Смолора в переднюю.

Запахло спиртным. Смолор слегка покачивался.

— Слушайте, Смолор, глаз не спускайте с этой девушки, — Мок движением головы указал на Эрику, — пока мы не перевезем ее в «камеру хранения». Сопровождать даже в уборную! И пальцем ее не трогать! Придете через час. Можете делать что угодно, но чтобы явились трезвым. Ясно?

Кивнув, Смолор удалился, даже не пытаясь спорить или сопротивляться. Он хорошо знал своего шефа и понимал, что если тот обращается к нему по имени, как в записке, доставленной Виртом, ничего хорошего это не сулит. Закрыв за подчиненным дверь, Мок вернулся в комнату и увидел, что выражение лица у Эрики изменилось.

— Сударь, — прошептала она, — какая еще «камера хранения»? Куда вы хотите меня посадить? Мне надо работать. Этот клиент, похоже, накрылся. Пора на танцы в «Эльдорадо».

— Нет. — Мок также говорил шепотом. — Ты не будешь работать в «Эльдорадо». Ты будешь работать здесь.

Бреслау, суббота, 6 сентября 1919 года, четверть восьмого вечера

Мок лежал рядом с Эрикой и, напрягая память, старался сосчитать всех женщин, которыми ему довелось обладать за свою жизнь. Донжуанский список был тут ни при чем, хвастаться особенно было нечем, не проститутками же, купленными по пьянке и не доставившими большого удовлетворения! Худо обстояло дело с пересчетом дам, и вовсе не потому, что имя им было легион. Просто в пьяном угаре и не запомнишь, чем закончился акт любви и вправе ли ты сказать о нем «finis coronat opus».[52] Мок положил руку на теплое бедро Эрики и решил ограничиться дамами, к свиданиям с которыми хотя бы можно было применить знаменитую латинскую максиму.

Эрика обняла его за шею и что-то тихонько пробормотала, засыпая. Мок оборвал свои подсчеты. В одном он был совершенно уверен: до сих пор, до сегодняшнего дня, до вечера с рыжеволосой проституткой в комнате зверски убитых шлюх мужского пола он знать не знал, во что могут материализоваться мечты подростка и что на самом деле в состоянии вернуть веру в себя немолодому мужчине. Этой тайной поделилась с ним Эрика. Слова при этом не понадобились.