Призрак проститутки - [497]

Я нехотя повиновался. Нижеследующее письмо может служить образцом того, что я писал.

12 сентября 1965 года

Дорогая Киттредж.

Прошел ровно год с того момента, когда ты прислала мне особую информацию о Билле Харви, и с тех пор я не перестаю думать о нем. Собственно, я слышу о его деяниях от Кэла, который ужасно огорчен тем, что сделал Харви с римской резидентурой. Чем большие успехи одерживает Кэл в качестве главного смутьяна при Хелмсе, тем больше он сомневается, назначит ли его Хелмс своим заместителем, когда станет директором. Так что, боюсь, в расчеты моего отца вошла способность к эскалации. Кэл стал снова столь же авторитарным, как во времена моего детства. У нас происходят бесконечные стычки. Я полагаю, он злится, потому что я не буду больше его помощником, так как решил перейти к Хью. Просто нам с отцом невозможно оставаться вместе после Парижа. Особых оснований для этого нет, но понимаешь, совесть проложила между нами пропасть. К тому же на Кэла последнее время снова напал мрак. Не знаю, является ли Харви тому виной, но Кэл положительно помешался на нем. Видишь ли, Хелмс весьма неохотно готов вытребовать Бешеного Билла из Рима и отправить пастись. Кому же, однако, поручат сообщить Биллу, что с ним покончено? Хелмс хочет, чтобы Кэл поехал в Рим и объявил об этом. «Это смягчит удар, — сказал Хелмс моему отцу. — Кто-то из нас должен быть там, чтобы помочь Харви сойти по ступенькам». Кэл же сейчас переживает что-то вроде нервного срыва. «Не могу я это сделать, — твердит он мне. — Я бы никогда не простил Билла Харви, если бы он явился и сказал, что со мной покончено. Я бы решил, что он ликует, и это привело бы меня в такое состояние, когда я не в силах был бы владеть собой».

«Так или иначе, — возразил я, — если Хелмс хочет, чтобы это поручение выполнил ты, тебе едва ли удастся отвертеться».

«Ну, я могу попросить тебя выступить моим заместителем. Если я пошлю вместо себя сына, это будет выглядеть как знак уважения».

«А потом я могу оказаться в близком соседстве с Биллом».

«Рик, я не сбросил бы на тебя такую ношу, если бы не был уверен, что ты ее пронесешь. Час-другой будет, да, неприятно, но ты же мой сын. Наступает время, когда человек вынужден что-то сделать. Будем надеяться, Билл по собственной инициативе подаст в отставку».

На этом разговор закончился, но я впервые в жизни не верил отцу. Я думаю, его страх объясняется карьеристскими соображениями. Думаю, он боится, как бы Харви не устроил заварушку, с которой Хаббард, будущий заместитель директора, не хочет быть связан. Надеюсь, что я не прав. И да, продолжаю надеяться, что Билл Харви подаст в отставку или же изменится к лучшему. Вся беда, думаю, в том, как он получил свое назначение в Рим. Проблема, как ты помнишь, состояла в том, чтобы побыстрее убрать Харви с глаз Маккоуна, о чем и позаботился Хелмс. В тот момент вакансия была только в Рим. Стремясь подсластить пилюлю, Хелмс дал Харви задание, тешившее его честолюбие: «Рим сейчас, — сказал он, — как косметический магазин, где продают пудру. Все разведданные мы получаем из рук итальянских спецслужб. Это позор. За десять лет мы не переманили ни одного кагэбиста. Ситуация требует ваших талантов, Билл. Поезжайте туда, будьте безжалостны, как молот, изворотливы, как Медичи. Вы можете все перевернуть там и поставить с головы на ноги».

По словам Кэла, Хелмс просто подогревал Билла, чтобы тот не воспринял это назначение как понижение. Но Харви ринулся в бой. И хотя наши лучшие люди в римской резидентуре были действительно едва ли выше придатков к госдеповцам на светских приемах и никаких разведданных не собирали, Харви три шкуры снимал со всех, кто там работал. А Рим был любимым местом для стариков кураторов. Можно было наконец пожить в свое удовольствие, пользуясь некоторыми привилегиями. Харви каждому из них назначил определенный участок работы. Он без конца дергал стариков. «Ты наконец завербовал сегодня этого русского?» Конечно, никакой русский завербован не был. В довершение всего Харви оскорбил римскую гордость. Он изо всех сил старался поставить во главе местной разведки своего итальянца. Когда Биллу наконец это удалось, выбранный им человек был воспринят всеми новыми коллегами как нелепейшая фигура — они так его осмеяли, что он обратил свою злость на Харви. И начал чинить ему препятствия. А под конец заявил Королю Биллу, что не разрешит больше производить подслушивание телефонов советского и восточноевропейских посольств. Билл устроил спектакль. Два-три подобных эпизода, и стали говорить, что Харви надо подкладывать бомбы за обедом. Он храпел, пока его не расталкивали.

Потом у него произошел инфаркт. Он выздоровел. И продолжал пить. Однажды утром за закрытой дверью его кабинета раздался выстрел. Никто не сдвинулся с места. Никто не смел туда заглянуть. Кому хотелось видеть, во что, возможно, превратились стены кабинета Уильяма Харви? Одна храбрая секретарша наконец настолько расхрабрилась, что открыла дверь. Харви сидел за своим столом и чистил пистолет. Выстрел произошел случайно. Харви подмигнул.

По-моему, Киттредж, дело идет к концу. На днях Кэл передал мне слова Хелмса: «Я б хотел взять толстую башку Харви и прошибить ею стену».