Призрак проститутки - [498]

Похоже, этой работой придется заняться мне. Шансы выйти из этой истории живым — один к сотне в мою пользу, но, Господи, этот один шанс оставляет мне жизнь побитого пса, верно?

С любовью к тебе и Кристоферу

Гарри.

4

Прошло полгода, прежде чем меня востребовали, но вызов пришел.

Харви знал, зачем я приехал в Рим. Он прислал за мной в аэропорт лимузин и человека, чтобы помочь пройти таможню. Когда вечером я вошел к нему в кабинет, он был при параде, как и я. Мы оба в темно-серых фланелевых однобортных костюмах, в белых рубашках и репсовых бабочках. У меня была голубая с красным, у него — черная с зеленым. Мы встретились у него в кабинете в восемь вечера, намереваясь отправиться ужинать в девять. На подносе стояла кварта бурбона, ведерко со льдом и два стакана. Мы пили в течение следующих семи часов и так и не поехали ужинать. Опустошили вторую бутылку. Столько я, пожалуй, никогда еще не пил, и я полетел в США в таком похмелье, что потом несколько месяцев не прикасался к спиртному.

Однако в тот момент бурбон лился в мое горло как вода или, точнее, — как бензин. Адреналин у меня был на должном уровне. Мгновенно сжигая проглоченное спиртное, я, очевидно, взвинтил свою нервную систему до уровня Билла Харви. Я, безусловно, понял, как он мог вливать в себя такое количество алкоголя: за всю жизнь у Билла Харви не было ни часа, когда ему, по его мнению, ничто не угрожало.

Наш разговор начался довольно спокойно.

— Я знаю, зачем ты здесь, — как обычно, тихо произнес он, — тут все ясно. Тебя послали вместо другого человека, чтобы ты выполнил его работу.

— Я здесь вопреки моему желанию, — сказал я, — но я понимаю, почему послали именно меня. Потому что я по крайней мере знаю, чего вы достигли и каких принципов держитесь.

— Ты всегда умел перемалывать дерьмо. — Он хмыкнул, что было для него необычно. — Тогда, в Берлине, ты меня здорово обкрутил, СМ/ЛУК-ПОРЕЙ.

— Я все время трясся от страха.

— Еще бы. Все, кто работает на Хью Монтегю, трясутся.

— Дассэр.

— А сейчас ты приехал вышибать меня.

— Это не то слово.

— Пусть так, но я уходить не собираюсь.

— По-моему, решение принято. — Я всячески старался делать побольше интервалы между репликами.

— На случай, если тебе неизвестно, — сказал он, — ты всего лишь мальчишка, который выдает полотенца в борделе.

— Меня всегда интересовало, кто же я.

— Х-ха. Кэл Хаббард сидит сейчас в Вашингтоне, стараясь не наделать в штаны. Он велел тебе позвонить ему, как только ты со мной покончишь, так? В любой час ночи?

— Конечно. Он беспокоится за вас.

— Никогда не смешивай конское дерьмо с коровьим. У Кэла Хаббарда оно зеленое. Он боится, что я возьму свое оружие и выстрелом в глаз проделаю дыру насквозь. И на него повесят самоубийство.

— Для вас хотят найти подходящее место. Место достаточно высокое. Мой отец — больше, чем кто-либо, — считает, что Маккоун был несправедлив к вам.

Харви расплылся в улыбке.

— Могу я увидеть письмо, которое он написал Джону Маккоуну?

Так продолжалось около часа. Я пережил оскорбления, его иронию, его безразличие к ужину. Где-то во втором часу ночи Харви начал говорить более долгими периодами.

— Ты здесь для того, чтобы уговорить меня вернуться, — сказал он, — а я заявляю, что готов вернуться в первом же мешке для трупов, который можно протащить через задний проход свиньи. А через задний проход свиньи, Хаббард, труднее пролезть, чем через игольное ушко. Так что вести переговоры нам не о чем. С другой стороны, давай поговорим. Я хочу до конца понять, почему существуют разные мнения по поводу того, как я веду здесь работу. Видишь ли, я нигде не получал поддержки. И я пришел к выводу, что меня намеренно послали не туда, — чтобы вынудить Бешеного Билла уйти на пенсию. Пошли вы все к такой-то матери. Я не выйду в отставку. Я не получил обещанной поддержки, поэтому Рим и не давал результатов. Ты знаешь, что у Хью Монтегю есть в этом городе итальянские источники, которые сидят очень высоко. — Он горизонтально поднял ладонь высоко над головой. — Агенты, которых он много лет назад завербовал и пестовал, итальяшки с министерскими портфелями. А мне доступа к ним Хью Монтегю не дал. «Работай с кисками, какие у тебя есть», — сказал он, а ведь я сделал для Хью Монтегю больше, чем для кого-либо. Этот человек — монументально неблагодарный образец того, как высокие чины не умеют говорить «спасибо». А ты, Хаббард, всегда был у него подносчиком полотенец.

— Выпейте еще, — сказал я, — может, станете помягче.

— Пошел ты. Я не собираюсь участвовать в космической оценке глубины моего падения. Этой расшифровки я не собираюсь давать.

Он вытащил из-под мышки свой «магнум». Я не знал, был ли это «кольт» или «смит-вессон», подумал было спросить у Харви, а потом решил, что никчемушный это вопрос. Харви прицелился, затем вскрыл револьвер и проверил барабан. И носовым платком протер его.

— Люди говорят, — продолжал Харви, — «Ну вот, он опять». — Вернул на место барабан и в задумчивости нацелил пистолет на меня. — Они пришли к выводу, что это лицедейство, а не понимают того, что я до самой глубины своего нутра по-честному хочу нажать на спуск и лишить чье-то тело имени. Вернуть его в общую кучу. Я не проделал этого с маленькой сволочью только потому, что у нас никогда не было настоящего поединка. Когда меня особенно остро прихватывало желание, как, например, сейчас, тот, в кого я бы прицелился, недостоин был войти в историю вместе со мной. Поэтому я не нажимал на спусковой крючок. Однако если бы сегодня здесь был Хью Монтегю, он стал бы мертвецом. — И Харви, прицелившись, спустил крючок, но в барабане не было пуль. — Если бы на его месте был твой отец, я бросил бы монетку. А ты… ты в относительной безопасности. — Он положил револьвер на стол. — Устраивайся поудобнее. Давай поговорим о другом.