Приз Гора - [49]

Откатив к стене столик с использованной посудой, Эллен, бесшумно и почтительно, вернулась к столу, застеленному накрахмаленной скатертью и богато сервированному, и снова приступила к исполнению своих обязанностей, продолжив ненавязчивое обслуживание гостей. Это был прекрасный ужин, и по аристократизму, роскоши и утончённости, возможно, сравнился бы с теми банкетами, что устраивают в богатых, шикарных домах её прежнего мира.

Когда к ней обращались, она спокойно и с уважением отвечала, используя, как ей было велено, обращения «Сэр» и «Мадам». Кстати, она называла мадам даже Тутину.

Пришло время четвертой смены блюд.

Возможно, следовало бы упомянуть, что одежда гостей полностью соответствовала окружающей из обстановке. На обоих мужчинах были смокинги, а женщины оделись к ужину в вечерние платья. Это всё очень походило на некое празднование, возможно, по случаю заключения какой-либо удачной сделки, совместного бизнес-проекта, принесшего хорошую прибыль, или некой работы, ныне законченной, результатом которой они были полностью удовлетворены.

Однако, в этой комнате, при всей её обстановке, одежде гостей, при всём, что казалось столь элегантным, столь хорошо устроенным, столь подходящим одно к другому, имелась одна странность или аномалия.

— Вы, мужчины — монстры, — смеясь, заявила женщина, неизвестная Эллен.

— К чему это Ты? — поинтересовался, чуть заметно улыбнувшись, её компаньон.

— Ну же! — засмеялась она. — Я молчала уже достаточно долго!

Владелец Эллен жестом указал, что она должна продолжить прислуживать за столом.

— Нет, нет, — остановила её женщина и спросила: — Тебя ведь зовут Эллен?

— Да, Мадам, — ответила Эллен.

— Отложи-ка свои дела, — сказала ей незнакомка, — подойди сюда и встань рядом со мной.

Прежде чем выполнить просьбу женщины, Эллен бросила вопросительный взгляд на своего господина, и лишь получив его молчаливое разрешение, оставила в покое сервировку стола и встала около стола, на котором восседала неизвестная ей женщина.

Той одной странностью или аномалией, полностью выбивавшейся из общего фона, о которой уже было упомянуто, была сама Эллен. Дело в том, что она прислуживала голой. Единственное, что было надето на ней, это узкая полоса стали на шеё, рабский ошейник.

— Ты очень привлекательна, Эллен, — заметила незнакомка.

— Спасибо, Мадам, — поблагодарила невольница.

— Но почему Ты не одета? — полюбопытствовала она.

— Я должна служить в таком виде, Мадам, — ответила Эллен, кротко опустив голову вниз, и изо всех сил пытаясь сдержать слезы.

Признаться, она и сама спрашивала себя, почему её хозяин приказал ей прислуживать за столом нагой, да ещё и перед незнакомцами, перед его гостями, одной из которых была женщина? Конечно, это не могло быть обычной практикой. Правда, у неё всё больше закрадывались подозрения, что это как раз таки могло быть обычной практикой, или, вероятно, было бы правильнее сказать, что это было обычным делом для такой как она. А может, спрашивала себя женщина, он всё-таки ненавидит её? Может ему нравится, видеть её в таком унижении и позоре, столь полно порабощённой, полностью и абсолютно оскорблённой тем, что она вынуждена прислуживать голой? А затем ей пришла в голову мысль, что, конечно, это понравилась ему, причём очень понравилось. О да, он должен был получить от этого большое удовольствие. Перед мысленным взглядом промелькнули картинки из их прошлого. Да, можно было не сомневаться, он действительно наслаждался тем, что выставил свою рабыню перед гостями голой! Кроме того, это позволило ей ещё глубже прочувствовать его власть над собой и его удовольствие от этой власти.

Но затем у неё возник другой вопрос, напугавший её даже больше. Что если у её господина была иная причина выставить её для обслуживания в таком виде, не имевшая никакого отношения к ней лично. Но, по крайней мере, это по-своему свидетельствовало о том, что она обладала некоторой ценностью для него. В этом случае ей хотя бы достались его внимание и интерес. Но, возможно, не следовало исключать и того, что выставив её напоказ голой, он просто решил похвастаться, показать свою собственность в самом выгодном свете, точно так же, как некто мог бы демонстрировать какой-нибудь ценный предмет из своей коллекции. И если это имело место, то в его решении, действительно, не было ничего особенно личного. Возможно, для него она никоим образом не была особенной, а всего лишь одной из нескольких ей подобных.

«Но если так, — подумала она, — всё равно он захотел видеть здесь меня. Не кого-нибудь, а именно меня. Он сделал это лично со мной. Он хочет, чтобы я почувствовала его власть и силу его желания, и осознала, что он может сделать со мной, или заставить меня сделать всё, что захочет. Как вышло, что он так ненавидит меня? Но пусть лучше он ненавидит меня, чем игнорирует. Потому, что я люблю его. Я люблю его!»

— По крайней мере, тебе оставили украшение, — заметила женщина. — Оно выгодно подчёркивает твою внешность. Выглядит чрезвычайно привлекательно. Это ведь ошейник некоторого вида, не так ли?

— Да, Мадам, — ответила Эллен.

— Наклонись ко мне, — попросила незнакомка, — так, чтобы я могла рассмотреть его поближе.