Присяга - [9]

— Ну и пусть! Все равно всем нам крышка!

Утром Агаев построил диверсантов во дворе виллы. Сулейменову приказал выйти из строя. С недоброй улыбкой спросил:

— Значит, к большевикам хочешь перекинуться? Отвечай!

Муса обреченно молчал. Через минуту он упал с простреленной головой. Пряча пистолет, Агаев сказал:

— Видали? Так я поступаю с каждым, кто попытается покинуть ряды «Алаша».

Отряд разделили на две группы. С первой в самолет погрузился Агаев, со второй — его заместитель Бесиналиев. В обоих рейсах на борту четырехмоторного бомбардировщика находились зондерфюрер Граве, обер-лейтенант Гамке и лейтенант Паулюс, который обучал в Луккенвальде диверсантов прыжкам с парашютом. Он остался недоволен своими учениками. Всех, за исключением Агаева, пришлось силой выталкивать из самолета. Вернувшись в Бухарест, Граве и Гамке прочитали первую шифровку: «Обе группы благополучно соединились в районе Саркаска. При посадке поврежден приемник большой рации. Следующий сеанс связи после 25 мая. Иранов». Обер-лейтенант Гамке поспешил в Берлин, чтобы сообщить шефу о результатах заброски. И, докладывая, он наверняка умолчал о том, что на обратном пути не смог удержаться от соблазна и разрешил командиру самолета обстрелять на Гурьевском рейде мирные корабли.

Почти неделю пробыл Агаев в урочище, не решаясь оторваться от базы. Только 11 мая, прихватив пятерых диверсантов, он отправился на ближайшую колхозную ферму. Ему не так уж хотелось отведать свежей баранины, как узнать, не скрываются ли здесь, в барханной глуши, дезертиры, которых можно вовлечь в отряд «Алаш». Но на другой день после, казалось бы, невинного разговора с бригадиром он увидел редкую цепочку вооруженных конников и ужаснулся, догадываясь об истинных целях их появления в Саркаска.

— Это нас выдал тот старик с фермы! — закричал Агаев.

Открыв огонь, диверсанты под покровом ночи оторвались от чекистов. Убегая, они ограбили ферму и, зверски избив, увели с собой Байжана Атагузиева.

Ливень настиг Агаева в урочище Жана-Саке — неширокой впадине с отлогими склонами, затопленной горьковатым запахом полыни. Ветер разогнал тучи, белое косматое солнце снова палило землю. Диверсанты, промокшие до нитки, лежали на траве, молча глядели, как Агаев ведет по склону Байжана. Они не слышали, что сказал Агаев и что ответил ему старик в разорванной рубашке и с руками, стянутыми за спиной волосяной веревкой. В слепящем мареве на гребне урочища будто врубились две черные фигуры. Видно было, как старик плюнул в глаза Агаеву, а тот медленно поднял пистолет. И степь отозвалась на звук выстрела коротким и гневным эхом...

Вечером с привала бежали Бастаубаев и Калиев. Разъяренный главарь отобрал у рядовых диверсантов документы, усилил на ночевках охрану, назначая на посты преданных ему людей. На третью ночь скрылись в барханах пятеро, а потом еще двое. Они бежали от Агаева, словно от чумы. Бежали, не рассчитывая особенно на прощение, потому что это были не наивные люди, обманом затянутые в сети фашистской разведки, а матерые головорезы. Среди них были сыновья крупных баев, уголовник-рецидивист, старший охранник из концлагеря в городе Сувалки, истязавший заключенных, и даже бывший палач из гестаповской тюрьмы. Но они все-таки бежали, влекомые крохотной надеждой на спасение. А с Агаевым, и это они отлично понимали, неотвратимо ждала их только смерть.

Теснимый оперативными группами, Агаев петлял по урочищам, стараясь прорваться то в горы Алатау, то к линии железной дороги. Вместе с ним оставались два его заместителя, Бесиналиев и Баташев, старший радист Закиров и адъютант Днишев. Утром 20 мая в песках на подходе к нефтекачке № 3 чекисты взяли в кольцо командную верхушку диверсантов.

Один из оперативных работников, пригнувшись к бархану, крикнул:

— Сдавайтесь, Агаев! Вы окружены!

В ответ резанули длинной очередью из автомата. Чекист тщательно прицелился и первым же выстрелом сразил автоматчика. Через полчаса все кончилось. У наших был легко ранен боец военизированной охраны. А в барханах, присыпанные песком, раскинулись пять трупов...

Из полевой сумки Агаева извлекли несколько тетрадных листочков. Начальник оперативной группы Лопатко, мельком взглянув, увидел на листочках список фамилий. Он тут же высказал Шармаю смелое предположение.

Шармай недоверчиво покрутил головой:

— Ну, знаешь! Такого еще не бывало. Да и быть не может! Что они — совсем с ума посходили!

Но предположение Лопатко оправдалось. Эти листочки были, пожалуй, самым ценным трофеем чекистов. Вряд ли когда-нибудь станет известно, почему Агаев таскал их в своей сумке и перед вылетом из Бухареста не отдал Граве или Гамке. Да это теперь и не имеет значения. Драгоценные листочки, аккуратно размноженные, долго оставались важными документами советской контрразведки. Рукою Агаева здесь были занесены имена и фамилии некоторых сотрудников так называемого «Туркестанского комитета» и лиц, находившихся на службе в «Туркестанском легионе».

Вскоре по фотографии опознали и того, кто скрывался под фамилией Агаева. Это был некий Амирхан Тлеумагамбетов, работавший в начале тридцатых годов агрономом в Жилокосинском райземотделе. Вспомнили, что в молодости он околачивался в белокошемных байских юртах и был из породы тех пакостных людишек, которых в русских селах называли метким словом — подкулачник.